Беззумный Аддам. Маргарет Этвуд

вероятно, что она и вправду по крайней мере частично состояла из нямки, популярной белковой добавки, поставляемой в сушеном измельченном виде.

      Этот полезный навык он приобрел еще в детстве. В арсенале воспитующих наказаний преподобного было и такое: кто говорит каку, тот должен съесть каку. Зеб учился не слышать запаха, не чувствовать вкуса, не думать; совсем как три обезьянки, слепая, глухая и немая, что сидели на подзеркальнике у матери, закрывая лапами глаза, уши и рот: «Не вижу плохого», «Не слышу плохого», «Не говорю плохого». Ролевые модели, которым старательно следовала мать. «Тебя стошнило? Что это у тебя на подбородке?» – «Он сказал: «Ты пес, так жри свою блевотину». Он сунул меня головой в…» – «Ай-яй-яй, Зебулон, как нехорошо лгать! Ты прекрасно знаешь, что папочка никогда не станет так делать. Он тебя любит!»

      Засунуть воспоминания в подвал, захлопнуть люк и придавить камнем. Сейчас важнее думать о том, как бы согреться. В углу валялся ломкий от старости рубероид – толку мало, но хоть что-то. Зеб расстелил его на полу – хотя бы отчасти сохранит тепло и защитит от сырости. Сухие носки помогли бы; Зеб сложил палочки шалашиком возле умирающего костра и растянул на них носки, надеясь, что те не прогорят. Потом взял несколько камней среднего размера и нагрел на углях. Обмотал застывшие ноги пуховым жилетом, достал два космических одеяла из металлизированной ткани, свое и Чака, завернулся в них и сунул нагретые камни под себя. Держать сердцевину в тепле – первая заповедь. Заботиться о ногах, чтобы они не отвалились – это всегда полезно, если надо куда-то идти. Помнить, что от рук без пальцев мало толку при выполнении мелких движений – например, ими не завяжешь шнурки.

      Не рычал ли кто во тьме за стенами барака, не царапался ли в стены? Двери нет – заходи кто хочешь. Росомаха, волк, медведь. Возможно, запах дыма их отпугнул. Спал ли Зеб? Наверное. Рассвело очень быстро.

      Он проснулся с песней на устах.

      Я в подштанниках блуждал,

      Свою милку повстречал –

      Моя милка хоть куда,

      Волосата, как…[3]

      Перекореженная хрипелка-кричалка с какого-то мальчишника. Впрочем, бодрит. Мгновенное братание пещерных людей. «Заткнись, – скомандовал он сам себе. – Ты хочешь умереть с похабщиной на устах?» «Какая разница – все равно никто не слышит», – парировал он.

      Носки не то чтобы высохли, но стали суше. Вот болван – надо было забрать носки у Чака, содрать их с ног, белесых, как рыбье брюхо; этих ног уже и на свете нет, а в памяти они застряли. Зеб надел носки, сложил космические одеяла и запихал в карманы – стоило вытащить эти дурацкие одеяла из чехла, и обратно они уже ни за что не лезли. Он подобрал остатки пикника и полезные скаутские прибамбасы и осторожно выглянул в дверной проем.

      Кругом лежал туман. Серый, словно эмфиземный кашель. И хорошо – в таком тумане летучие соглядатаи особо не полетают. Хотя для самого Зеба не так уж хорошо – он теперь не будет видеть, куда идет. Впрочем, ему достаточно было следовать по дороге, вымощенной желтым кирпичом, минус кирпичи и минус Изумрудный город.

      Возможных

3

Здесь и далее, если не оговорено иное, перевод стихов Д. Никоновой.