Под кожей. Мария Летова

сто закончим поскорее. Чего тебе надо, Балашов?

      Изобразив на губах скупую невеселую улыбку, он возвращает руки в карманы парки и сообщает:

      – Поговорить. По-моему, мы оба созрели для разговора, нет?

      – Я сейчас занята, – киваю на панорамные окна, за которыми даже отсюда видно – чертов праздник в самом разгаре.

      – Карина, – говорит с нажимом. – Нам нужно поговорить. Ты от меня бегаешь. Что за ребячество? Чем мы занимаемся?

      – Мы разводимся, – напоминаю.

      Это слово царапает горло. Каждый раз, произнося его вслух, я испытываю страх, панику и путаницу в мыслях.

      Я стала женой бизнесмена Вадима Балашова семь лет назад. Мне было двадцать два, а ему – двадцать семь. Он был взрослым, успешным, красивым. Высокий брюнет с невероятными голубыми глазами. Я влюбилась, другого было не дано. Мои родители были безмерно счастливы отдать меня за своего надежного бизнес-партнера, его семья радовалась тому, что он наконец остепенился. Все были на седьмом небе.

      Судя по всему, все, кроме него самого.

      Иначе теперь, спустя семь лет, я бы не застала его в гостиничном номере в компании какой-то двадцатилетней девки.

      Я подала на развод.

      Наплевав на скандал, который нас ждет. На его просьбы поговорить, на здравый смысл. На давление его родителей и моих, которое, уверена, не за горами. Как только все вокруг узнают…

      Я горела злостью, обидой. Ведь ее, в отличие от меня, он трахал на полную катушку. Иначе в том номере на развороченной постели она бы не выглядела так, будто побывала под асфальтоукладчиком.

      Со мной же он всегда обращался до тошноты уважительно.

      – Твое решение поспешное, – чеканит он. – Я не хочу развода. Я… признаю свою вину. Я совершил ошибку. У нас семья. Каждая семья проходит через кризис, у нас он тоже случился. Я готов… обратиться к семейному психологу, готов приложить усилия, чтобы мы выкарабкались из этой ситуации. Хотя бы ради Сабины.

      Имя нашей дочери, слетевшее с его губ, вгоняет меня в очередной раздрай! Каждое его слово вгоняет. Снова проклятые сомнения. Правильность и неправильность. Кризис. Наша дочь росла в окружении любви и заботы, и ее пятилетний мозг не мог уловить того самого кризиса, который подкрадывался в течение этого года.

      Мое решение было слепым, аффективным. Но когда красный туман перед глазами рассеялся, я отказалась забирать свое заявление назад. Каждый раз, когда нутро вопило о здравом смысле, я вспоминала своего мужа в обмотанном вокруг бедер полотенце на пороге того гостиничного номера…

      Ошарашенного, шокированного не меньше меня самой.

      Меня колотит уже не от ветра, а от гнева. От него и голос дерганый, когда говорю:

      – Ты должен был подумать о ней до того, как снимать штаны.

      – Это моя ошибка, – повторяет он. – Прямо сейчас мы можем пойти куда-нибудь и поговорить? Как взрослые люди.

      – Как взрослые люди?! – взрываюсь. – Кризис?! Ладно, но я ни разу в жизни не представляла на твоем месте другого мужчину! А ты завел любовницу! И знаешь что? Я не хочу, чтобы ты до меня дотрагивался. Я вообще не хочу тебя видеть!

      Он сжимает зубы и смотрит в сторону. Его крепкая фигура напряжена, и меня это устраивает.

      Сердце стучит в горле. Я снова на взводе.

      Я даже не знаю, от чего беснуется моя душа – от боли или от дикой злости. Ведь ни разу… ни разу с тех пор, как мы вляпались в этот кризис, мой муж не сказал мне того, чего я годами хотела от него услышать. О том, что любит…

      Он меня не любит.

      Я поняла это еще в первый год нашей супружеской жизни. Трахает, да. Преподносит друзьям, партнерам, своим родителям? Да. Он хотел ребенка и получил его. Хотел статус семейного человека. Хотел расширить бизнес за счет моей семьи, и этого он тоже добился. Но он никогда не был моим. Не так, как я, наивная двадцатидвухлетняя девчонка, мечтала…

      Теперь мне двадцать девять, и внутри у меня гребаный комплекс неполноценности, ведь я не знаю, что делала не так и почему Вадим Балашов, черт его дери, не смог меня полюбить!

      Проведя по лицу ладонью, он стирает с него осеннюю морось. Усталым голосом произносит:

      – Я не рассчитывал на то, что у нас этот разговор получится с первого раза.

      – Если ты закончил говорить, то я пойду, – бросаю ему. – Холодно.

      Он смеряет меня тяжелым взглядом. Туфли на шпильках, прическу – мои дешевые попытки почувствовать себя привлекательной. И шмотки – это не то, чем бы я могла его удивить. Такой он видел меня сотни раз, но это не помешало ему разворотить постель гостиничного номера в компании долбаной студентки.

      – Мы не закончили, – говорит он. – Но, если тебе нужно время, я подожду.

      Мои каблуки стучат по асфальту, пока я иду к дверям ресторана.

      Балашов объявился здесь без предупреждения, и, чтобы оправиться от этого разговора, мне потребуется куча времени. Возможно, я и до утра не справлюсь.

      Как бы то ни было, меня вышвырнуло