Музыкант. Мария Ордынцева

ловой путника, легко и бодро шагающего по пыльной грунтовой дороге. Казалось, все вокруг улыбалось Музыканту.

      На горизонте уже был виден Город, стекающий по склонам холма белой пеной домов и зелеными водорослями садов прямо к морю необыкновенного сияющего лазурного цвета. Там наверняка в каком-нибудь кабачке найдется кружка холодного золотистого пива. И Музыкант сможет отдохнуть немного, сбросив стоптанные грязные сапоги и любуясь танцующей фламенко стройной красавицей. Он споет всем, кто захочет его слушать, свои песни – и гитара поможет ему. Недаром же столько времени шептались они в тени дубов и ясеней, вязов и кипарисов.

      Музыкант хотел дарить людям радость, хотел научить их видеть мир по-детски наивно, легко, как видел он сам, и показать людям чудо, таящееся в каждой самой незначительной мелочи. Именно за этим ходил он из Города в Город и пел.

      Сережка подложил под голову руку, чтобы удобнее было лежать, и улыбнулся своим мыслям.

      – Сережа, к тебе Оля пришла! – сказала за дверью мать.

      Сережка сел, огляделся – вроде, порядок – и крикнул:

      – Входи, Оль!

      В комнате появилось некое ангелоподобное существо с синими-пресиними, немного наивными глазами и пушистыми мелко вьющимися светлыми волосами. Они познакомились три месяца назад, когда он спас ее от хулиганов на улице. Сережке сильно досталось, но все-таки шпана смоталась, а Оля робко подошла к нему, присевшему на тротуаре отдышаться и утирающему рукавом кровь, и сказала:

      – Спасибо вам! Я могу вам помочь? Может, «скорую» вызвать?

      – Не надо, – отказался Сережка. – Помоги мне лучше встать.

      – Конечно, – защебетала девушка. – Ах, какая я глупая! Извините, пожалуйста…

      Оказавшись на ногах, Сережка попробовал пройтись и с удовольствием отметил, что у него это неплохо получилось. Он взглянул на свою подопечную повнимательнее:

      – Ну что, Одуванчик, как тебя хотя бы зовут?

      С тех пор Оля стала для него Одуванчиком. Вот уже три месяца они встречались. И Сережка все яснее чувствовал, что ничего подобного с ним еще не было. Впрочем, он пока старался не слишком задумываться об этом.

      Оля впорхнула в комнату мотыльком и присела рядом с Сережкой на кровать:

      – Привет!

      – Привет, Одуванчик, как жизнь? – он обнял ее за плечо и чмокнул в щечку. – А я вот валяюсь. Ленюсь. Как тебе такая перспектива?

      – Какая? – не поняла Оля.

      – Лениться вместе, – пояснил Сережка, дотянулся до гитары, лежавшей неподалеку от него на полу, и немного побренчал струнами, настраивая ее.

      – Научи меня играть, – попросила Одуванчик, с интересом разглядывая инструмент, и осторожно прикоснулась к одной из струн пальчиком. Сережкина рука автоматически накрыла ладонь девушки. Их взгляды встретились на мгновение.

      – Давай никогда не расставаться? – неожиданно даже для себя предложил он. Как-то само вырвалось, ничего такого он не собирался говорить. Но сказал – и осознал, что ничуть об этом не жалеет. Даже наоборот: хочет, чтобы так и вышло.

      Оля, удивленная, какое-то время молчала, потом улыбнулась так нежно, что у Сережки сердце защемило.

      – Хорошо, – просто ответила она. Полудетские черты ее приобрели оттенок озорства. – А что мы будем делать вместе всю жизнь?

      – Возьмем гитару и пойдем бродить по дорогам, давать концерты на площадях, ночевать в стогах душистого сена и любоваться звездами, – начал перечислять Сергей.

      – Вот это да! – мечтательно восхитилась Оля. – А зимой?

      – Зимой мы будем возвращаться домой, пить на кухне чай с вареньем и есть мамины пироги, вспоминая лето. Кстати, – он потянул носом воздух, – пироги-то уже поспели!

      Он мигом слез с кровати и ласково потрепал девушку за щеку, склонившись к ней для этого:

      – Не скучай, я сейчас вернусь, – и выбежал за дверь.

      Этот Город ничем не отличался от других. Те же налезающие друг на друга от тесноты домишки из серого камня на окраинах, такие же грязные и унылые бедные кварталы, резко контрастирующие с богатыми белеными виллами. Упитанные свиньи валялись в лужах, напоминая чем-то бегемотов. Одинокие козы бродили вдоль дороги и щипали редкие травинки, кое-где пробивающиеся из-под камней. Но чем дальше к центру, тем шире и чище становились улицы, симпатичнее здания, больше простора и веселья в воздухе.

      Музыкант оказался на площади, вымощенной серовато-коричневым булыжником, гладким от множества лет и ног. По одну сторону высилась небольшая церковь, по другую – ратуша. А чуть дальше вглубь улиц болталась вывеска Трактира – лучшего в городе питейного заведения с гордым названием «Корова и Петух». Оттуда слышался смех, доносились крики, музыка и аплодисменты. Усталый путник, не долго раздумывая, направился прямиком туда.