Человек Возрождения. Беседы с Борисом Левитом-Броуном. Елена Федорчук

Это ода Любви, настоящей Любви, той, что сильнее смерти. И одновременно – это лирико-философские раздумья над Любовью, над её земной и вечной судьбой. Автор не просто, я бы сказала, «бесстыдно» откровенен, обнажая «порочную» суть мужской природы, ожесточённую внутреннюю борьбу совести с вечно голодной плотью. У Льва Толстого в «Воскресении» героиня, пройдя через испытания, выходит из духовной стагнации, прорывается к своему настоящему духовному «я». Борис Левит-Броун продолжил традицию классика, показывая, что истинная Любовь предполагает духовное возрождение. Такова, по крайней мере, была парадигма романа «…Чего же боле?». Я говорю «была», потому что искания Бориса Левита-Броуна, его ментальные эволюции во времени привели писателя к иным парадигмальным основам. Нравственные парадигмы Льва Толстого и Бориса Левита-Броуна можно представить как скрестившиеся клинки. Граф Толстой был смолоду распутен, без зазрения совести женолюбив, за что впоследствии жестоко карал себя, а заодно и всё русское общество, бичуя сексуальную невоздержанность, настаивая на низменности плотских влечений. Зная произведения Левита-Броуна и услышав его суждения, могу сказать, – он проделал прямо противоположный путь: от смущённого молодого человека, несущего, как грех, бремя своих страстных мужских желаний, до зрелого художника и мыслителя, который не только не порицает сексуальность, а приветствует её как дарование от Бога. В наших беседах речь идёт в том числе и об этом.

      Что до романа «…Чего же боле?», то богатством и красотой языка, обжигающим лиризмом и шокирующим драматизмом финала он произвёл на меня неизгладимое впечатление. В основу положены реальные события. Вообще, у Левита-Броуна главный герой – всегда он сам, его обстоятельства, размышления, его страсти, иногда драматически прорывающиеся, иногда подавленные. Вся его словесность развивается в жанре autofiction. Такова форма существования Б. Левита-Броуна в литературе, бесконечный процесс рефлексии и самопознания, пространство общения с самим собой и читателем. Его поэзия, как всякая поэзия (исключая, может быть, только «агитаторов, горланов-главарей») – заведомый autofiction, где лирический герой – сам поэт. А проза Левита-Броуна – невыдуманные эпизоды собственной жизни, превращающиеся в романы. Термин autofiction, предложенный французским писателем Сержем Дубровски, точно схватывает особенность творческого метода Бориса Левита-Броуна. По сути, это «вымысел абсолютно достоверных событий и фактов». В отличие от мемуаров autofiction даёт свободу выбора: писать от первого лица или скрыться за рассказчиком, изменить имена героев или оставить как есть, сказать всё или что-то недоговорить.

      Все наши с ним беседы о творчестве неизменно касаются ключевого обстоятельства: творить невозможно без Любви. Мой собеседник убеждён: в современном мире женщины, раздавленные мужской примитивностью, бьют мужчин их же оружием. Они уже научились исконно мужскому потребительскому отношению, овладели техникой «любить» без любви, причём не явно на продажу,