Пути русской философии в свете кризиса европейской метафизики. Вячеслав Фаритов

и современном.

      Обращает на себя внимание, что в начале своего пути Ницше еще не трактует греческую культуру и христианство исключительно в плане их противоположности и несовместимости. По крайней мере, в Евангелие от Иоанна молодой Ницше видит влияние греческой атмосферы и дионисизма: «Евангелие от Иоанна родилось в греческой атмосфере, на дионисийской почве: его влияние на христианство в противовес иудаизму».[94] В переходе христианства на греческую почву Ницше видит колоссальные последствия для культуры, а Евангелие от Иоанна рассматривает как следующую ступень после Гомера и Софокла: «Греческая веселость есть наслаждение воли, когда достигнута следующая ступень. Воля каждый раз воспроизводит себя заново: Гомер, Софокл, Евангелие от Иоанна – три ступени одного и того же. Гомер как триумф олимпийских богов над мрачным могуществом титанов. Софокл как триумф трагической мысли и победа над эсхиловским служением Дионису. Евангелие от Иоанна как триумф потустороннего блаженства, утверждаемого мистериями, триумф приобщения к святости».[95]

      Эти и подобные высказывания позволяют сделать вывод, что в рассматриваемый нами период разрыв с христианством у Ницше еще не произошел. Тенденция к разрыву намечается ближе к 1873 году, когда Ницше приступает к критике Давида Штрауса. Помимо всего прочего, предметом полемики становится предложенное Штраусом истолкование христианства, в котором Ницше распознал один из симптомов упадка современной культуры. Штраус сам по себе не мог занимать Ницше, для него он лишь выразитель характерных тенденций современности. Позиция Штрауса, в том числе в отношении христианства, не была частным взглядом, но обнаруживала общие закономерности. Так через критику Штрауса Ницше переходит к критике современной культуры и современного христианства. Появляется оппозиция подлинного, истинного христианства и христианства выродившегося, утратившего связь со своими истоками и первоначальными импульсами. Критика христианства у Ницше, пока еще только намечающаяся, становится, таким образом, разделом, рубрикой его общей критики современности.

      Ницше ставит в упрек Штраусу то, что в своем истолковании христианства он делает ставку не на высшие, а на низшие типы человека, т. е. на людей массы: «В христианстве он забыл самое лучшее, великих отшельников и святых, короче говоря, гениальность, и судит как деревенский священник об искусстве или как Кант о музыке (который ценил только военный оркестр)».[96] Штраус «не должен был забывать об истинном христианстве, о монашестве».[97] Отсюда можно сделать вывод, что истинное христианство (wahrhafte Christenthum) для молодого Ницше связывается с его высшими представителями: святыми, отшельниками и монашествующими. Впоследствии Ницше в «Сумерках идолов» подвергнет разоблачающей критике и тип святого аскета. Сейчас же святые и отшельники включаются в определяющую для раннего периода оппозицию человечества и гения. Святые и отшельники – это гении, оправдывающие своим существованием

94

Ницше Ф. Полное собрание сочинений: В 13 томах. Т. 7: Черновики и наброски 1868–1873 гг./Ф. Ницше. – М.: Культурная революция, 2007. – С. 131.

95

Там же, С. 191.

96

Ницше Ф. Полное собрание сочинений: В 13 томах. Т. 7: Черновики и наброски 1868–1873 гг./Ф. Ницше. – М.: Культурная революция, 2007. – С. 531.

97

Там же, С. 531.