Рябиновая долина. Слезы русалки. Книга третья. Ирина Юльевна Енц

из-под индийского чая времен царя Гороха с облезшей от времени краской. Внутри лежали какие-то бумаги, несколько коробочек поменьше с медалями и одним орденом Великой Отечественной войны, и даже два Георгиевских креста. Я тихонько присвистнула. А дед-то наш успел пройти не одну войну. Впрочем, памятуя его возраст – это было не удивительно. Аккуратно сложила все обратно, и продолжила копаться в сундуке, тихо бурча себе под нос:

      – Прости, дед Евпатий… Не ради праздного любопытства, а исключительно во блага твоего Рода…

      С сундуком я провозилась никак не меньше получаса, но ничего особо ценного так и не обнаружила. Правда, на самом дне увидела занятный ключик. Точнее, даже не увидела сначала, а услышала. Переворачивая очередную стопку вещей, услышала, как что-то брякнуло о деревянное дно сундука. Вот тогда-то я и обнаружила этот ключ. Честно говоря, ничего, вроде бы, особо загадочного или странного. Ключ, как ключ, с привязанной к нему потертой старой, бывшей когда-то бордового цвета, тряпочкой. Я покрутила ключ в руках, бормоча тихонько самой себе:

      – Раз есть ключ, значит, должен быть и замок. И если мы пока не знаем, где этот самый замок, это не значит, что его нет…

      Больше ничего в сундуке, что привлекло бы мое внимание я не обнаружила. Ни потайного двойного дна, ни чего-то еще в этом же роде.

      Вытащив коробку с бумагами и орденами, я осторожно, чтобы не шуметь, прикрыла тяжелую крышку. Коробку надо будет отдать Тимофею. Это – память о его дедушке, и его же наследство. Потом разберемся с бумагами, может, чего ценного там и обнаружится. Под ценным, я, разумеется, имела ввиду какую-нибудь информацию, а не золото-бриллианты. Не обнаружив в комнате больше ничего особо занимательного, я перешла в другую комнату.

      Это, по всей вероятности, была спальня сестры Тимофея. Комната была опрятно убранной. Здесь было чуть больше мебели. Пара небольших тумбочек с резными ножками очень тонкой и старинной работы, накрытых искусно вышитыми салфеточками, небольшой платяной шкаф, такая же узкая, как и у Тимофея, кровать, которая была застелена вышитым узорчатым покрывалом. На стене в рамочках несколько фотографий. Я начала осмотр со шкафа. Если совсем уж честно, то ничего здесь я обнаружить не надеялась. Обычная девичья комнатка, какую наши предки называли «светелкой». Не стал бы Евпатий хранить здесь что-либо особо ценное или значимое.

      В шкафу, действительно, ничего интересного я не нашла. А вот в одной из тумбочек, в самом дальнем углу, я обнаружила маленький полотняный мешочек, туго перетянутый кожаной бечевкой. Сердце учащенно забилось, и почему-то мелко задрожали пальцы, когда я попыталась развязать узел, стягивающий горловину мешочка. Присела на край кровати и высыпала содержимое себе на ладонь. И чуть с этой самой кровати не грохнулась. На моей ладони лежало несколько довольно крупных жемчужин. Чтобы убедиться, что мои глаза меня не обманывают, посветила фонариком. Точно – жемчуг!

      Когда-то, очень давно, можно сказать, в прошлой