Два пути. Русская философия как литература. Русское искусство в постисторических контекстах. Евгений Барабанов

Юстиниан (если не говорить о более позднем периоде) – открыто вмешивались во внутреннюю жизнь Церкви, подавляя, диктуя, расправляясь. Мы чтим как святыню Никейский Символ, но никогда наша христианская совесть не сможет примириться с завершением Никейского собора, когда царь отправил в ссылку всех инакомыслящих. И это – не единичный случай, ими пестрит почти весь исторический путь Православия. Для государства, – как это показала история, – начиная с Миланского эдикта и до сего дня, желательно было только «ручное Православие», которое служило бы целям самодержавной власти.

      Разумеется, «союз» Церкви и государства в эпоху Константина и церковногосударственная «симфония», идеологом и законодателем которой был Юстиниан, резко отличаются от современного положения вещей. Византийское государство мыслило себя государством христианским, и императоры, подчиняя Церковь своим нуждам, все же осознавали себя орудием Божественной воли. Церковный организм не столько страдал от внешнего насилия государства, сколько подтачивался скрыто, изнутри, в процессе отождествления Церкви с Империей, в размывании границ между Церковью и царством, в утверждении их тесного (слишком тесного!) единства. В этой ложной перспективе как бы само собой разумеющейся «симфонии» складывалась историческая судьба русской Православной Церкви до революции 1917 года. И, когда пало Царство, Церковь внезапно оказалась перед лицом враждебного атеистического государства, которое подошло к ней уже, с иными мерками, нежели христианские императоры…

      Однако мы говорим это не для того, чтобы свести все церковные неурядицы только к отрицательному влиянию государства на Церковь. Это стало привычной уловкой, убежищем, куда можно скрыться от решения всех мучительных проблем современного христианства. Мы говорим о другом – о самом церковном сознании, о существе нашего религиозного отношения к жизни мира, о нашем собственном отношении к Системе. Ведь в том, что атеистическое государство стремится свести Церковьтолько к культовой жизни или, говоря языком верующих, превратить ее в «требоисполнительницу», нет ничего удивительного. С точки зрения господствующей идеологии в нашей стране, религия есть «опиум народа» и как таковая, в процессе уничтожения ее «социальных корней» и строительства нового общества, должна рано или поздно отмереть за ненадобностью. Но поскольку религиозные пережитки еще существуют, верующим предоставляется возможность «отправления культа», гарантированная конституцией. При этом имеется в виду, что под влиянием новых форм социальной жизни и пропаганды материалистического мировоззрения «религиозные пережитки» у нашего населения в конце концов исчезнут. Что и говорить – точка зрения ясная и последовательная. Но удивительно, что именно эта идеологическая позиция начинает засасывать и наше церковное сознание. Разумеется, мы не исповедуем необходимости отмирания самих себя, но чаще всего мы смотрим на существующее положение вещей