Врата в бессознательное: Набоков плюс. Оксана Кабачек

А. Пушкина и воссозданного поэтом его детского восприятия этого шедевра.

      Текст может изображать условное место и время, а затекст – вполне конкретное! Т. е. быть своего рода документом. Так, вампир-убийца условного Средневековья в тексте блоковского стихотворения 1909 г. «Я ее победил наконец» менее реален, чем герой затекста, пьющий в революционном 1905 году, в петербургском ресторане, вино (а не кровь), и так же, с таким же ужасом наблюдающий проезд всадников за окном – так же чувствуя дыхание Смерти в городе: «Революция и казнь короля ‹…› для дворянина-либертэна оказывается освобождением от Бога ‹…›, оргия – формой созерцания и самосозерцания, а вампир – «задумчивым» [52;106]. Связка «вампир – революция» оказалась неслучайной? Итак, не сладострастные демоницы Дуггура, как считал Д. Андреев [6], навеяли Блоку это «оргийное» стихотворение, но, если уж говорить этим языком, стихийная Велга. А точнее, мучительные картины первой русской революции.

      Также документальны события, пережитые ранее автором, в «фабульном» слое тютчевского стихотворения «Вас развратило самовластье»: сначала кавалерийская атака, потом залпы пушек по восставшим декабристам; но удивительно предсказание мартыновским затекстом будущего события, рокового для русской поэзии (отрывок из поэмы «Гюрзель-аул»): двух дуэльных выстрелов в грозу. Графоман Николай Мартынов как бы срежиссировал свою будущую дуэль с Лермонтовым?

      Анализ партитуры стихотворения помогает уточнить идею и даже жанр произведения. Так, стихотворение Н. Заболоцкого «Последние канны» – не просто образец пейзажной лирики, но произведение с социальным уклоном: в «затексте» описана фабрика убийства – Освенцим для деревьев. Таким образом, идея стихотворения – сопротивление не просто биологической смерти (Зиме), но и смерти социальной. (Ср.: «Проецируя на себя природу – или природу на себя, – Заболоцкий исследует самый болезненный и пугающий этап житейского цикла: умирание» [94;672].)

      Подавляющее большинство картин, встающих за фонограммой, как и текст, удалены от читателя (в том числе и читателя-исследователя): их разделяет необходимая эстетическая дистанция. Но есть и исключения, подтверждающие правило: в финале стихотворения М. Волошина «Дом поэта» созданная автором за текстом удивительная картина Вечности как райского уголка (похожая на коктебельский берег, но населенная экзотическими птицами) проницаема. Читатель может попасть туда силой воображения и оставаться там – как в психотерапевтическом пространстве. Это пространство – не только автора, но и его! Всех? Приходит радостное понимание, что тебя здесь ждали. М. Волошин – великий собиратель и объединитель – создал это блаженное место не для себя одного, а (как и при жизни свой Дом поэта) для всех гостей. Это место встречи. «Всегда. Теперь. Сейчас».

* * *

      Примеры анализа анаграмматического и фабульного слоев затекста покажем на всем знакомом с детства стихотворении.

      Симфония любви, или Психотерапевтические возможности поэзии для детей