Искушение Насти. Дж.Дж. Пантелли

молотка и хриплый голос Михалыча будит меня уже третье утро подряд. Лёгкие занавески колышутся от теплого, южного ветра, когда я, наконец, разлепляю свои глаза.

      – Не сыпь мне соль на рану, она ещё болит…– напевает хозяин чердака, на котором я проживаю вторую неделю.

      Через полчаса присоединяюсь к Михалычу на крыше, помогая ему заменить очередной кусок шифера профлистом зелёного цвета.

      – Через два дня съезжаю. – Объявляю я, и вгоняю очередной саморез в железо.

      – Можешь жить хоть все лето, елки-палки. – с обидой в голосе бубнит мужчина и усаживается на пятую точку, чтобы перевести дух. На моих наручных часах стрелки едва-едва подобрались к цифре восемь, а в Жемчужном уже настоящее пекло.

      – Скоро начнется сезон, Михалыч. Я знаю, что каждый закуток в твоём доме приносит тебе не малый доход, когда город заполняют туристы.

      Ответом становится хмыканье, а после Серёга открывает бутылку с водой.

      С Сергеем Михайловичем Ждановым я познакомился восемь лет назад. Мы оба попали в жернова отечественной судебной системы и наши койки в исправительной колонии общего режима номер девять стояли по-соседству.

      – Да дура она. Баба же. – Говорил Михалыч каждый раз, когда начинал рассказ о своей жене, из-за которой он и оказался в колонии. Зла в нем не было. Он пожимал плечами и добавлял:

      – В конце концов, в этом есть и моя вина. Это ведь я уговорил ее получить права и машина моя.

      Наши соседи по камере крутили у виска после его рассказа о том, как он взял вину жены в смертельном ДТП на себя. К тому же уже, через год Сереге пришло извещение о том, что теперь нет у него никакой жены. Она подала на развод и по закону получила его без согласия осуждённого.

      А Михалыч только и повторял:

      – Да дура она. Баба же.

      Четыре года от звонка до звонка мы несли наш крест плечом к плечу, и ни разу я не услышал от него слов хуже в сторону бывшей жены, которая за пару месяцев успела, наладит свою новую жизнь. Поэтому именно про дом у моря Михалыча я вспомнил после возвращения в страну.

      – Приезжай, Юра, всегда буду рад. – Сказал он на прощание, покидая колонию.

      И прямиком из аэропорта Краснодара я направился в небольшой городок у моря Жемчужное, надеясь осесть, наконец, в этом месте.

      – Нашел квартиру в городе в тридорого? – спрашивает Серёга, когда мы отправляемся перекусить не хитрым завтраком из подгоревшего омлета.

      – Цена вполне приемлема. К тому же, я нашел работу.

      – Быстро ты освоился. – Сигарета появляется у Михалыча во рту.

      – Просто подвернулась работёнка.

      Я быстро уничтожаю свою половину омлета, запивая сомнительное кулинарное творение холодным молоком.

      – Не вляпаешься в очередную историю, Юрок? Ты парень горячий.

      Ответом становится моя кривая ухмылка.

      Я знаю, о чем речь. В колонии я тоже оказался совсем не по своей вине, а скорее по своей глупости. Подрядились мы с Ваньком, другом моим на одном судне поработать, лёгких денег срубить. Хозяин заверял, что все чисто, что все документы на отлов рыбы у него в полном порядке. Теперь-то я могу сразу сказать: «Знаем, плавали!» А тогда, восемь