Гитара в руках твоих. Крисия Ковальски

на стареньком диванчике, а Надежда Дмитриевна смотрела детективный сериал в гостиной, устроившись в кресле и накрывшись стареньким китайским одеялом с пёстрыми узорами в виде экзотических цветов.

      – Ну наконец-то, – с упрёком произнесла она, – Я уже думала, заночуешь там с этим начальником своим.

      Полина не смогла сдержать улыбки.

      – Какое там! – махнула она рукой, – Даже поговорить с людьми нормально не может.

      – Темень такая… Хоть догадался проводить тебя? И чего держал так долго, спрашивается… – ворчливо сказала соседка.

      – Не провожал, там остался. Ещё работает.

      Надежда Дмитриевна с подозрением взглянула на Полину, но ничего не сказала, тяжело поднялась с кресла, откинула одеяло. А когда надела валенки и полушубок, укутала голову в пуховую шаль, то уже на пороге произнесла:

      – Назавтра с кем другим договаривайся. Или в садик веди.

      – В садик ещё рано… Нужно капли по часам капать, – растерянно произнесла Полина.

      Соседка, ничего не ответив, вышла за порог, обдав Полину облаком морозного воздуха.

      В ловушке обстоятельств

      Дороги, которые мы выбираем,

      Не всегда выбирают нас

      «Это судьба» Ундервуд

      О пагубной страсти старшего брата к азартным играм Лиза узнала совсем недавно, а вот родители – только сегодня, когда брата задержали по обвинению в преступлении. И только тогда, припёртый к стенке, Эдик признался родителям, зачем совершил служебное преступление, зачем вообще пошёл на это – продать информацию за деньги конкурентам «Леспромтрансматериалов», продать за большие деньги.

      – Я много проиграл. С меня требуют долг, угрожают, – говорил Эдик, суетливо бегая глазами по лицам ошарашенных родителей, – Я не мог поступить по-другому, они угрожали мне расправой, если я не верну долг.

      – Но ты же… ты вернул им долг, сынок? – дрожащим от потрясения голосом спрашивала мать, Антонина Евгеньевна.

      – Нет! Не отдал! – взвился в истерике парень, – Я не успел перевести полученные от конкурентов деньги, и у меня заблокировали мою карту, как только Роман Степанович всё узнал. И теперь мне снова угрожают! Уже звонили!

      – А если объяснить всё Роману Степанычу, попросить у него помощи…, – несмело предложила Антонина Евгеньевна.

      – Мать, не будь наивной. Левицкий злой на меня, как тысяча чертей. Он никогда никому ничего не прощает. Он же сам лично, своей вот рукою, написал на меня заявление в полицию, как только узнал!

      – Тоня, нашему сыну сейчас, действительно, безопасней будет посидеть в следственном изоляторе, как ни жутко это звучит, – наконец произнёс молчавший всё это время отец Николай Васильевич, – Здесь его, по крайней мере, не достанут бандиты и он останется цел и невредим.

      – Но ему же могут дать срок! – побледневшими губами прошептала Антонина Евгеньевна, – И срок немалый…

      – Пока