Эротика. о любви в стихах и прозе. Валерий Гурков

покурю и спать лягу.

      – Значит, не повезло.

      – Значит, не повезло, – улыбнулась девушка.

      Эстонцы на чистом русском спросили проходящую мимо проводницу, где находится вагон – ресторан. Получив ответ, они пригласили новую попутчицу с собой, но она отказалась. Пара ушла.

      – Меня Вайми зовут, – снова улыбнулась девушка.

      – Во как, неожиданно даже для эстонки, папа столяром был?

      – Дедушка назвал.

      – Понятно. Барчук.

      – Это фамилия?

      – Нет, но меня так все зовут, раньше, когда был маленьким, приезжал летом в деревню, а там старые бабки вслед всегда говорили: «Гля, бабы, барчук малой приехал, ну копия старый барин». Я поначалу думал, что меня барсуком обзывают и тех бабок низами огородными обегал. На деревне меня так и звали Барчук иногда Москаль. Москалей много, Барчуков мало, так оно и прижилось ко мне.

      Я уже и не помню, как по-настоящему отец с мамой называли, – пошутил он.

      – Хорошо, Барчук, так Барчук, можно переоденусь?

      Он вышел из купе и прикрыл дверь. Через пять минут она открыла её и показав пачку с сигаретами, произнесла:

      – Я курить, вы со мной?

      – Не курю, но если вот стих закончу, то могу составить компанию. буквально пару минут.

      – Стих? Можно посмотреть?

      – Можно.

      – Почерк очень красивый! Редкость для мужчины, а такой и для женщины.

      – Вы бы знали, сколько меня ругали в детстве за небрежный почерк. А он сам взял и выровнялся. Со временем.

      – Характер ваш стал ровный, вот и почерк стал другим, ровным.

      – Вы читайте стих, может подскажете, что в нём изменить.

      – Описана давно в рассказах и стихах война.

      Я рассказать могу о ней, что видел сам.

      Вчера в затишье подошла девчушка к нам одна,

      Сегодня во дворе лежит средь выбитых снарядом рам.

      А рядом женщина лежит с большущим животом,

      Да догорает возле деревянный дом.

      Когда то радость в доме том жила и детский смех,

      Теперь свирепствует война, пытаясь уничтожить всё и всех, – Вайми замолчала, на глазах заблестели слёзы.

      – Что-то дописать или так оставить?

      – Оставь так, – вдруг перешла она на ты, – хорошие стихи, но очень грустные.

      – Тогда курить?

      – Тогда курить.

      Они прошли мимо соседних купе и вошли в совершенно тёмный тамбур. Она прикурила сигарету. Он стал смотреть в мелькание огней за окном, проезжаемых столбов.

      – Холодно тут, – произнесла девушка.

      – Есть малёк, извини, старею, сам даже уже не догадался, что девушке холодно, – он снял свой полувер и укрыл её.

      – А ты?

      – Я привык к холоду.

      – Спасибо.

      Через пару минут они уже пили чай, вежливо предоставленный проводницей. Вайми держала его блокнот и читала стихи. Их было много. Она то хмурилась, то улыбалась. Её