Идентариум. Ирина Сергеевна Молчанова

не позволила продолжать вести себя в подобном тоне.

      – Прости, не верю.

      – Ты просто не представляешь, что существует близость, с которой человеческая не сравнится.

      – Я бы хотела получить больше сведений по этой теме.

      – Скоро.

      Глава 33

      – Мне требуется твоя помощь.

      – Говори, что могу сделать?

      Руки мужчины продолжали удерживать в объятиях тайком пришедшую к нему женщину.

      – Кажется, появился способ отобрать Иду у затворничества.

      – Что нужно делать?

      Эрика медлила с ответом, утрачивая сосредоточенность на предмете разговора, и всё потому, что по телу разливались приятные волны от сильных и одновременно с этим приятных прикосновений.

      – Идею мне подкинул старый знакомый, и мне она нравится – провести мероприятие в доме Сатовых.

      – Я подумаю над темой, а ты дашь мне список, кого следует пригласить.

      Эрика обхватила руками мужскую шею, ставши на цыпочки, предвкушая продолжение. Обычно Константин подхватывал её на руки и нёс в свою спальню, оформленную в стиле декаданса. Изначально такая атмосфера не нравилась Эрике, но после испытанных ощущений в объятиях владельца пространства, ей стало близко и его оформление.

      Глава 34

      Открывавшийся вид удручал, но именно непрезентабельные здания, фасады которых забыли, что такое быть покрашенными, ассоциировались со свободой. Вероятно, той, что граничила с хаосом. И при этом он не стал бы ввергать мир в состояние краха. Катарсис позволялось испытывать человеку. Исключительно человеку. Ничто и никто не смогло бы такого выдержать.

      Внешний хаос допускался за пределами собственного мира, и на короткий промежуток времени. Всё-таки он стал конформистом. Только сейчас Филипп задумался над тем, что и не был бунтарём, скорее в нём проснулся новатор.

      – Не ожидал тебя так скоро увидеть.

      Мужчина, одетый крайне небрежно, и устроившийся на стуле с облупившимся лаковым покрытием, смотрелся колоритно. Всё дело было не в одежде и не в стуле, а в самом человеке, придающего какой-то особенный шарм пространству. Казимир был таким всегда. И окажись он в мире, созданном последователями Сатова, принёс бы тому немало пользы. Не без сопротивления. Казимир точно был бунтарём.

      – Мечусь, не могу понять, что со мной.

      Филипп поискал глазами на что мог бы присесть, и понял, что придётся устраиваться на земле, точнее на пне, используемом Казимиром вместо журнального столика.

      – Все мы растерявшиеся в этой жизни.

      – Неожиданно это слышать от тебя.

      – Ты имеешь в виду из-за того, что я кажусь свободным?

      – Да.

      – Я не свободен. И ты не свободен. Никто не свободен.

      – Почему ты так думаешь?

      – Я это вижу.

      Казимир отхлебнул из бокала жидкость, походившую на алкоголь, хоть таковой давно уже не изготавливался для массового потребления, отчего становилось затруднительно его доставать.

      – Ты-то точно обладаешь большей свободой, – Филипп нисколько не удивлялся тому, что люди во все времена