Последний поезд. Василий Гавриленко

куртку скелет.

      Еще с десяток пассажиров мертво таращились на нас из глубины салона.

      Я выругался, опуская автомат.

      – Извини, Андрей.

      – Марина, к чему эта глупость?

      – Я же сказала, извини.

      Она прошлась по троллейбусу, держась за поручень. Приблизилась к одному из пассажиров:

      – Ваш билет?

      Скелет щелкнул зубами и предпочел ехать зайцем. Марина засмеялась. Я не выдержал и улыбнулся.

      – Андрей, не хочешь одолжить вон у того кожанку?

      – Мне своя куртка нравится.

      – Я думаю, тебе бы подошла кожа. Ты был бы похож на комиссара.

      – На кого?

      – Потом расскажу.

      Мы вышли из троллейбусa.

      Б-ррр! Холодно-то как. Лед, кругом лед. А на небе – звезды, эти странные, маленькие огоньки.

      Марина больше не веселилась, задумалась и погрустнела.

      Чутьем, вероятно, оставшимся во мне от бывших, я понял причину этой перемены. Там, в троллейбусе, среди прочих пассажиров, ехал в никуда скелет ребенка, и девушка, должно быть, представила ту силу, что смела и этого ребенка, и троллейбус, и людей в нем, и этот город, и еще тысячи городов. Но – что поделать, никто не виноват…

      Среди развалин дул колючий ветер, какого не бывает в Джунглях.

      Мы вышли на площадь. Здесь возвышался каменный человек с лысиной и бородкой. Он протянул к нам руку, словно просил чего-то.

      – Ленин, – едва слышно сказала Марина.

      – Что?

      – Это памятник Ленину. Был такой человек.

      – Но зачем памятник?

      – Я тебе расскажу… потом, – Марина поежилась.– Давай найдем ночлег, мне холодно.

      Ленин смотрел на полуразрушенный дом из красного кирпича с множеством окон. Над широким проемом входа – позеленевшая табличка.

      – «Администрация города Калуги», – прочла Марина.

      Мы вошли.

      Мне не приходилось бывать в таких местах, и я замер в изумлении.

      Просторный зал распадался на несколько коридоров. С высоченного, украшенного лепниной, потолка, свешивались спутанные провода. Наверх вела широкая каменная лестница, укрытая полуистлевшим ковром.

      По ковру пробежала крыса.

      Мы поднялись по лестнице до самого верха. Здесь тоже бесконечная паутина коридоров.

      – Андрей, давай сюда.

      И правда, отличная комната для ночлега! Письменный стол, черный и трухлявый, – это дрова. Из стен торчат разноцветные провода, под потолком – разбитая люстра.

      За столом на вертящемся кресле сидел хозяин кабинета, брат-близнец пассажиров троллейбуса.

      – Вы по какому вопросу?

      Это сказала Марина. Засмеялась.

      – Наверное, среди бывших он был большим начальником, – она кивнула в сторону скелета, положив на пол рюкзак.

      Я подошел к окну. Над площадью кружился снег, несколько острых снежинок впилось в щеки. Каменный человек насмешливо смотрел на меня.

      Марина распаковала концентрат и, поморщившись, съела щепотку.

      – Погоди,