Поэзия на все времена. Вадим Юрьевич Шарыгин

матерей,

      Не деревянный с ленточками ящик,

      Но бригантины нарисованных морей!

      3.

      Запомни голос строк моих,

      Заполонивший голос стих,

      Читающий, смотрящий вглубь и ввысь!

      Мы – сдерживаем кровью чернь

      И в снах отозвались –

      На каждый крик души смертельной,

      Уставшей, схоронившей, постарелой.

      Я знаю, как душа твоя смотрела

      На небо, в даль, я рядом был с тобой,

      Там голуби взвивались в высь гурьбой,

      И солнце нам глаза до слёз слепило,

      И грохот свежерухнувшего спила

      Стихал вокруг, средь сосен вековых…

      Остаться выжившим? Как все?

      Живьём? В живых?

      Или по капли крови удаляясь в мир иного

      Таинственного, шаткого, больного

      В невыносимости тоски, где всё обнова,

      Произнесения небесного расклада,

      Стяжать величие падения? Ты рада,

      Читающая жизнь, душа родная,

      Расслышать млечный голос побратима?

      Поэзия, как сон, неотвратима,

      Невозвратима, но попытка перевода

      С небесного на русский свершена.

      Цветаеву увозит в смерть подвода.

      Есенину, как голубям пшена,

      На грудь цветы бросают, к обелиску

      Седого Мандельштама – ставят, близко,

      Вплотную – мусор и остатки от еды,

      Стишки, стаканы, с ночи до среды,

      От четверга до воскресенья, до обеда

      Ждут чуда…

      Обывательства победа –

      На всём пространстве убиенных душ и слов,

      И мыслей, и порывов, и слогов…

      Лишь ты да я…

      Сплошь, волны берегов

      Шумят, разбившись, вновь штурмуя тверди

      Остывших скал, и всхлипам арий Верди

      Не верьте, счастье плачет под луною…

      Читатель, друг,

      С отчаянной, больною,

      Высокой неизбежностью порога,

      Стучится смерть разлук – в жилище Бога!

      И всё-таки…

      Счастливые поэты –

      Людьми убиты. В тишину одеты

      Осенние московские дворы.

      У петербургской дружной детворы

      Экзамены в гимназии – латынь…

      Остынь, земля, душа моя, остынь

      От злых предчувствий, предзнаменований,

      Иванов, погостив у дяди Вани,

      У трёх сестёр в саду, вовсю вишнёвом,

      Остался с Чайкой, в чёрном фраке, в новом.

      И продолжается глубокий разговор:

      О том как славно пел на хорах храма хор,

      Как год Семнадцатый, наставший навсегда,

      На веки вечные, окутал города

      И веси – пустошью, щемящей немотой…

      О том, как луч струится золотой

      Сквозь звуки реквиема

      в комнате пустой…

      P.S.

      Неизгладимый,

      осенённый красотой!

      Введение в Мандельштама

      «В хороших стихах слышно, как шьются черепные швы, как набирает власти (и чувственной горечи) рот и (воздуха лобные пазухи, как изнашиваются аорты) хозяйничает океанской