Снег. Иван Царегородцев

нашей казармы. Пробьет ее гаубица или нет?

      Сержантка в белом халате крикнула мне идти к себе, и я бодрым шагом отправился в казарму. Там, пользуясь тем, что остальные пятеро сослуживцев, живущих со мной в одной комнате, не обращают на меня внимания, я слегка отодвинул свою кровать в сторону, ощупал обитую войлоком стену, нашел незаметный глазу разрез и достал алюминиевую ложку с заточенным черенком. Оружие в этой казарме категорически изымалось, но без хоть какого-нибудь ножа я чувствовал себя ещё более голым, чем если бы был вообще без одежды. Поэтому я с пятой попытки и украл в столовой ложку, а затем заточил о металлическую ножку кровати её черенок. Оружие не очень, но лучше, чем никакое. Два раза чиркнув ложкой о кровать, удостоверившись, что для алюминия она достаточно острая, я, оставшись довольным результатом, спрятал её. Задвинув кровать обратно, я отжался пятьдесят раз, покачал пресс, простоял в планке. Моё тело было готово к бою. Но в то же время, я понял, что за неделю перед боем надо бы получше приводить себя в форму. Я, снова достал свой нож из тайника, еще раз полюбовался им и в радостном предвкушении лег дремать перед ужином.

      ***

      Доктор сидел у себя в кабинете и раскладывал папки. У него с утра болела голова и по этому он был особенно не в духе. Стажер, шаркая на весь коридор, на этот раз по-хозяйски вошел в кабинет без стука.

      – Все готово, – толстяк широко улыбнулся. – я договорился обо всем. Больным выдадут маскхалаты, оставшиеся с военных запасов. Во-первых, они белые, на них хорошо будут видны следы краски, а, во-вторых, они теплые. И больные за неделю до нового года не замерзнут. Так же я лично приказал подобрать для каждого больного теплые ботинки, шапки и рукавицы. Этих вещей для вояк много осталось, а с войны уже два года прошло. Чего вещам просто так пылиться? – лицо толстяка растянулось в улыбке, ожидая похвалы, но так как ее не последовало, Стажер продолжил. – У каждого на костюме будут красные или зеленые нашивки, и лежать в пакетике по пять смоченных красной или зеленой краской шарика из поролона. Игра будет проходить на поляне в лесу, в предгорьях, возле нашей клиники.

      Во время всей речи Стажера, доктор рассматривал свои сложенные в замок пальцы. Он вспоминал своего сына, погибшего в той войне. По возрасту тот был ровесником Стажёра. Зато в отличие от толстяка, его сын оказался на той войне. Но в отличие от этого папенькиного сынка, он был убит. И теперь про него так ехидно говорят “…для вояк”. Доктор с трудом переборол своё желание ударить Стажёра и сухо процедил:

      – Поставьте пожалуйста свои подписи – вот тут, тут и еще вот здесь, и я ничем не буду больше вам мешать.

      – А что там? – осторожно спросил Стажёр.

      – Простая формальность о том, что я вас предупредил и что вся ответственность за ваш эксперимент лежит целиком и полностью на вас.

      – А… – протянул Толстяк. – ну конечно подпишу, лишь бы вы мне не мешали своими придирками. – не читая, тот взял шариковую ручку.

      Доктор глубоко вздохнул. Он откровенно устал и думал лишь о предстоящем уходе на пенсию. И все же он был