Бродяги духовного чина. Николай Лесков

что «перед Тришкою» за год ходило по лесам «компанство» духовных с своими конями и возами, т. е. телегами и жинками. Они стояли становищем «як заправьски цыганы» и для довершения сходства с сими последними «ловили по селам кур и гусей и свиней били и смолили». Все черницы или жинки были старше монахов «опричь одного, который был як тур с Беловежи: той всем молодым чернецам по чернице дал, а некоторым на двух одну, а сам вроде игумена був и особной жинки соби не тримал, а всех себе на покуты брав (на покаяние) и бабы его против всех молодых чернецов боялись, и которой он велел, та с ним ту же минуту шла каяться в его холщовую повозку на долгих дрогах». На этой повозке у него был белый «плаг со крестом, вроде как на походной церкви». Они тоже служили какие-то службы, пели псалмы за усопших и пошаливали на проезжих, а потом передрались и «рубалися топорами», и позже вдруг никому не заметно снялись и уехали по осени. А весною, когда растаял снег и дивчата пошли рвать ландыши, то нашли недалеко от бывшей стоянки во рву под сухою листвою убитую черницу, «пополам перерубанную» и цинически набитою в нижней части тела еловыми шишками. Об этом все знали, и все молчали, «пока черница сгнила, или волки ее съели». А потом «пошел Тришка», о котором крестьяне северных мест Черниговской и прилегающих уездов Орловской губернии мнения не худого «за те, що вин хотив усих ровными зробить и заможных (т. е. богатых) разорял, а бедных награждал».

      «Консистория преосвященного Антонина, митрополита белогородского и обоянского», в июне 1744 г. за № 1,006, «разыскивала бежавшего безвестно вдового попа Ивана Карпова, который с женкою Ириною жил прелюбодейно. Ростом высок, лет тридцати». Его предписано «смотреть, поймать, заковать» и прочее по установлению. А сряду за № 1,010 владыка Антонин просит киевского митрополита Рафаила Зборовского «смотреть, заковать» и прочее многих «монастырских утекенцов», а именно, «утек иеродиакон Паисий, лет 30, тонок и скудобрад, иеромонах Евлампий, лица смаглеватого, мови скорой, лет 50, спевает тенора, Златоверхого Михайловского монастыря иеромонах Вениамин, мови громкой; да иеромонах Иосаф, носа незадолго, очей малосерих (sic), а мови тихой; да монах Корнилий Капустинский, роста невеликого, а лица долгого и носа большого, ко рту похилистого, бровь белых, художества малер. Кирилловского монастыря иеромонах Алимпий – рыжеус и мови бойковатой, да иеродиакон Климент, 22 лет, мови покладливой, да монахи; Антоний, волосов рыжих, глазов кривых, малограмотен; да Даниил, лет около семидесяти (!), да монахини девичьих монастырей: Киево-Иорданского монахиня Анна, росту среднего, очей карих, мало насупленных, лица смаглеватого, носа керпатого, на правую ногу хрома, глуповата, лет ей 57» (вообще не красавица). «Другая Анна, 30 лет, бров черных, очей серых, носа керпатого, лица ямоватого, грибоватого, опухлого» (тоже не увлекательна); «да монахиня Фотинья, лица долгого, 54 лет; да иеромонах Исаия, да монах Авсентий, телом толст, ходит сутуловато, горбат, полной природы; да монах Митрофан, росту невысокого, волосов на голове продолговатых, черных,