Гримасы Пигмалиона. Александр Николаевич Лекомцев

молчать было просто невозможно, пару фраз он, всё же, произносил.

      Однажды ранним осенне-зимним утром Филипп Семёнович вышел из подъезда на улицу, где откуда-то, сверху, примерно, с десятого этажа громко звучала удивительная симфоническая музыка.

      Глянув с некоторым интеллектуальным превосходством на бездомного пса Кактуса, зубной техник и одновременно эрудит сказал ему:

      – Очаровательная музыка, Кактус. Это Третья симфония «Ре минор» Франса Потера Шуберта. Чудесная вещь!

      – Это симфония «Номер 39» и не Шуберта, – возразил пёс, – а Иогана Хризостома Вольфгана Амадея Моцарта. Неужели не чувствуешь разницу, господин Челюстной?

      Культурно сплюнув сторону, Кактус неторопливо и вежливо удалился.

      После этих слов Филипп Семёнович, мысленно признав свою ошибку, глубоко задумался. Его удивило и огорчило совсем не то, что бродячий пёс заговорил человеческим языком. Зубной техник расстроился по той причине, что ошибся. В конечном счёте, основательно выбитый из жизненной колеи Челюстной решил уйти в народ.

      Теперь в его руках не бормашина, а самый обычный отбойный молоток китайского производства. Перед началом планового ямочного ремонта он успешно выдалбливает куски старого асфальта, пришедшего в негодность. Обновляет Филипп Семёнович, таким образом, себя, свой организм и по ночам запоем читает разного рода словари: от музыкальных до технических. Каждый умнеет по-своему.

      Не очень, конечно, здорово сравнивать человека Иннокентия Маздонова с псом Кактусом. Но оба они – нетипичные создания, и это, пожалуй, их объединяет Возможно, на ментальном уровне. Правда, вряд ли они ведали о существовании друг друга.

      – Зачем вы, Генрих Наумович, рассказали чушь? – с некоторой обидой поинтересовался Маздонов. – Ведь она – ни к селу и не к городу.

      – И к селу, и к городу, – возразил старик. – Я тебе поведал эту славную историю, мой молодой друг, только с той целью, чтобы ты не считал себя умнее, но и лучше других.

      – А я ведь и не считаю.

      – Ещё как считаешь, Кеша! Увидел на фото приятное женское лицо и фигуру и твёрдо решил любыми способами повидаться с этой дамой. Почему? На каком основании? Ты особенный, да? Неповторимый? Принц датский или любимый сынок отечественного олигарха? В чём дело?

      – Я её полюбил, Генрих Наумович.

      – И это всё, что можешь сказать в своё оправдание? Тебе мало того, что я чётко тебе объявил, что вы с ней – не пара.

      – Но Иза-Изольда ведь не замужем, поэтому я хочу с ней познакомиться.

      – Ты, Иннокентий, эгоистичен, как тысяча нетерпеливых и воинственных иностранных термитов, которые решили в билибинских снегах разделаться с группой белых чукотских медведей.

      – Причём здесь они? Не понимаю.

      – Не обижайся, Кеша. Но старайся опираться в жизни не только на свои неуёмные желания, но и очень скромные возможности.

      В общем, Пигмалион решил больше не читать нравоучений Маздонову, а побеседовать с ним