Отель на краю ночи. Ринат Валиуллин

это морщинки в уголках глаз от яркого солнца, и не важно, на кого ты смотришь, на солнце, на зеркало или на своего человека, это море внутри, которое переживает то штиль, то шторм, это ветер, который играет с прядью твоих волос, призывая никогда не забывать о свободе, это шрам на ноге, еще из детства, в котором ты любила кататься, на роликах, на велосипеде, на горке. Красота – это припухшее от любовной бессонницы лицо, это утренний, не тронутый косметикой взгляд, это алые губы влюбленности, потерявшие всякий стыд от такого количества поцелуев, это тушь, которая потекла под струями душа, унося с собой все черные полосы, красота – это слово, по которому ты скучала, это комплимент случайного незнакомца, это смешная шутка, это смех, такой же звонкий и искренний, как в детстве. Красота – это краски внутри, которые рисуют картину снаружи. Красота – это ты, не надо бояться себя.

      Он не слушал Анну, он думал о своем. Лист бумаги, сорванный ветром, возвращает его в настоящее, он поймал лист бумаги, который снесло сквозняком со стола.

      – Ты меня совсем не слышишь.

      – Слышу, конечно, слышу.

      – И что ты скажешь?

      – Я и не боюсь, а вот мама всегда боялась за меня больше, чем я, – улыбнулся грустно Андрей. – Все эти успехи я переживал вместе с матерью, потому что отец, вскоре после начала моих занятий в бассейне, уехал. Ни много ни мало – в Антарктиду на полтора года. Так и мотался потом: полтора года здесь, полтора – там. Без отца было, конечно, как без опоры – все равно что ходить без палки, но я понимал, что работа есть работа. Мне только не нравилась его борода, которую носил каждый уважающий себя полярник, а отец себя уважал, это было понятно из его писем.

      – Это он? – взяла со стола рамку с фото Анна.

      – Да, – убрал лист бумаги на стол Андрей.

      – Симпатичный. А он тебе до сих пор пишет?

      – Ну да. Прямо из Антарктиды, – взял со стола конверт Андрей.

      – С ума сойти. Вот я никогда не получала настоящих писем, – поставила рамку обратно Анна.

      – Я тебе напишу? – показал ей конверт Андрей.

      – Из Антарктиды? – взяла она конверт.

      – Нет, из Москвы.

      – На соревнования едешь? – стала рассматривать марку, понюхала конверт, потом положила конверт на стол.

      – Ну да, ну да. На сборы, на три месяца. Там будет отбор на Олимпиаду, – подъехал еще ближе к Анне Андрей.

      – Ого, я не переживу, – спряталась Анна за прозрачной занавеской.

      – Не переживай, я буду тебе писать, – потянулся руками к ее ногам.

      – Надеюсь, ты шутишь?

      – Нет, – опустил он руки.

      – Я про три месяца, – поправила она свои волосы, стоя за занавеской.

      – Ты знаешь, мне предложили операцию сделать, чтобы я смог ходить.

      – Я помню, ты говорил.

      – А я никак не могу решиться.

      – Не можешь, тогда закрой глаза.

      – Зачем?

      – Ну закрой, – все еще стояла за занавеской Анна.

      Андрей закрыл глаза.

      – Это сколько же писем можно написать за три месяца? – Анна тихо выскочила из-за занавески, взяла сумку