Асканио. Александр Дюма

защищает города, если ему вздумается повергнуть в ужас императора или укрепить власть папы.

      – Господи Иисусе! – воскликнула госпожа Перрина. – Как же зовут вашею учителя?

      – Его зовут Бенвенуто Челлини.

      – Странно, не слышала этого имени, – пробормотала дуэнья. – Кто же он по званию?

      – Он золотых дел мастер.

      Госпожа Перрина взглянула на Асканио, вытаращив глаза от удивления.

      – Золотых дел мастер? – повторила она. – И вы воображаете, что мессер прево так и уступит свой замок какому-то золотых дел мастеру?

      – А не уступит – силой возьмем.

      – Силой?

      – Вот именно.

      – Надеюсь, ваш учитель не посмеет идти наперекор господину прево?

      – Ему случалось идти наперекор трем герцогам и двум папам.

      – Господи Иисусе! Двум папам! Уж не еретик ли он?

      – Он такой же католик, как мы с вами, госпожа Перрина. Успокойтесь: сатана нам не союзник, зато нам ворожит сам король.

      – Ах, вот как! Ну, а господину прево тоже ворожат, и не хуже, чем вам.

      – Кто же это?

      – Госпожа д'Этамп.

      – Ну, в таком случае наши силы равны, – заметил Асканио.

      – А если мессер д'Эстурвиль вам откажет?

      – Маэстро Бенвенуто захватит замок силой.

      – А если мессер Робер запрется здесь, как в крепости?

      – Маэстро Челлини приступит к осаде замка.

      – У мессера прево двадцать четыре вооруженных стражника. Подумайте-ка об этом.

      – У маэстро Бенвенуто Челлини десять учеников. Наши силы равны – сами видите, госпожа Перрина.

      – Зато сам мессер д'Эстурвиль – опасный противник. Он поверг на землю всех, кто осмелился с ним состязаться на турнире в честь свадьбы Франциска Первого.

      – Что ж, госпожа Перрина, вот с таким-то храбрецом Бенвенуто и хочет помериться силами. Он, как и мессер д'Эстурвиль, поверг на землю всех своих неприятелей. Только те, кого победил ваш прево, недели через две были веселы и здоровы; те же, кто имел дело с моим учителем, так уж и не поднялись, и через три дня их отнесли на кладбище.

      – Ох, быть беде, быть беде! – пробормотала госпожа Перрина. – Говорят, в осажденных городах творятся ужасные дела.

      – Успокойтесь, госпожа Перрина, – со смехом отвечал Асканио, – ваши победители будут милосердны.

      – А сказала я все это, мой юный друг, оттого, что боюсь, как бы не пролилась кровь, – отвечала госпожа Перрина, которая была, очевидно, не прочь приобрести поддержку среди осаждающих. – Ваше соседство, сами понимаете, нам будет приятно. Ведь нам в этой проклятой глуши не хватает общества. Мессер д'Эстурвиль подверг нас – свою дочку и меня – настоящему заточению, как двух бедных монахинь, хоть, сохрани бог, мы не давали обета безбрачия. Нельзя быть человеку одному, гласит Священное писание, а когда священное писание гласит «человек», то тут подразумевается и женщина. Не правда ли, сударь?

      – Само собой разумеется.

      – А мы здесь в огромных покоях совсем одни и, конечно, ужасно скучаем.

      – Разве