Адский огонь. Виктор Сбитнев

И как его угораздило прямо под фонарём? Тут ведь даже ночью всё прекрасно просматривается!

      – Да пьяный, наверное, ехал, к какой-нибудь зазнобе спешил. – Уверенно предположил Семён. – В деревне ведь всё так: пить ни хрена не умеют. Как выпьют, то плотник хватается за топор, охотник – за ружьё, ну, а водитель – за баранку.

      – Стало быть, я, если бы здесь жил, схватился бы за компьютер? – Спросил шутливо Альберт.

      – Не думаю, – отвечал Семён. – Скорее всего, ты бы или затопил баню, или бы стал звонить какой-нибудь знакомой кореянке. А, может быть, что вполне вероятно, пошёл бы на спортгородок или мутузить какую-нибудь боксёрскую грушу. А вообще, Альберт, хоть я и знаю, что ты не дурак выпить, но пьяным тебя просто не представляю. По-моему, ты не умеешь пьянеть…

      – Ты просто не видел, потому что мне много надо, а потому я боюсь много принимать, уж больно утром с этого плохо бывает. – Сделав кислое лицо, признался Альберт. – Слушай, а про кореянку-майоршу ты откуда знаешь?

      – Ты и в ментовке, и в следственном человек известный, да и Дина Кимовна тоже на виду. – Стал размышлять Семён. – Так что, можешь считать, что твоя тайная страсть известна уже в обеих конторах. Только в этом, Альберт, по-моему, нет ничего дурного, а даже наоборот. Ты холост, она тоже там, в своём Биробиджане, разведена. Поэтому…

      – Надо же, – перебил приятеля журналист, – про её развод я ничего и не знал. А теперь вот думаю, что именно из-за этого она к нам и перебралась. Через всю страну! То ли крепко любила, то ли сильно ненавидела.

      – Обычно, второе бывает следствием первого, – сказал Семён и указал через боковое стекло на броскую вывеску на другой стороне дороги – «Столовая на распутье». От неё перпендикулярно дороге из Заиграева уходило в гору шоссе в соседнюю область, к какому-то местечку Заусолье. О нём Альберт прочёл в местной газете «Лесные вести», что там до революции добывали поваренную соль и вялили на продажу речную рыбу, которой местные жители даже свиней кормили. И почему, – подумал в раздражении журналист, – всё по-настоящему дельное происходило у нас до революции? Не-е-е, Михалков хоть и чересчур властолюбив, конъюнктурен, но режиссёр всё-таки от Бога. Как это тонко, а главное – больно в «Солнечном ударе» про Россию подмечено: Когда же это всё началось? Как это всё с нами со всеми случилось? Но это, конечно, не солнечный удар, это какая-то инопланетная напасть, фанги, нелюди. На чём-то ведь вызрели эти варвары, эти убийцы людей, храмов, ремёсел и молитв… Можно, конечно, вернуть историческую память, но русскую крестьянскую цивилизацию уже не вернуть. Никогда! – И в сердце Альберта неожиданно заныла глубокая тысячелетняя тоска, которой он всегда жутко боялся, потому что понять её был абсолютно бессилен.

      В столовой – о счастье! – на первое подавали либо борщ, либо гороховый суп со свининой, а на второе – говяжью печень с гречей при солёных огурцах и квашеной капусте. Стоило всё это –