Янки при дворе губернатора. Виктор Сбитнев

ответил: «А потому, что наша с тобой фамилия переводится с немецкого, как «внутренний источник». С тех пор Альберт стал учить немецкий, в чём в конце концов так преуспел, что вполне свободно мог изъясняться с прохожими на берлинских штрассе и без напряжения понимал экскурсовода под сводами многочисленных немецких музеев и галерей.

      Отдышавшись после кринки, Альберт с удовольствием поцеловал няню в её румяную, пахнущую домашним хлебом щёку и по привычке спросил про здоровье, настроение и хозяйственные успехи. И, слава Богу, как здоровье, так и успехи преобладали над недомоганиями и мелкими неприятностями. «Вот с утра немного голова побаливала, – доложила няня, – да Машка (нянина коза) давече герань сожрала, негодяйка. Вот и расстроилась. Но потом думаю, да у меня же этой герани не меряно! Нарастёт ещё. Вон, чай, гляди…», – и с этими словами тётка указала племяннику под окна своей избы, под которыми и в самом деле легко покачивались многочисленные головки красной, розовой и даже белой герани, высаженной няней Груней из цветочных горшков прямо в садовый грунт. Альберт, не удержавшись, подошёл к клумбе и стал с удовольствием вдыхать очень приятный для него (немногие любят герань) гераневый аромат. При этом, лукавый, он хорошо понимал, что няня в это время любуется им.

      Далее, как водится, няня Груня, сопровождаемая прихрамывающим Никитой и жеманящейся Кузиной, повела его на двор, где на Альберта пахнуло чем-то новеньким.

      – А я поросёнка купила у мордовки, – похвасталась тётка. – Соседка с неделю назад завела. Ну и мне, завидущие мои глаза, захотелось.

      – Ты, главное, первое время смотри не застуди, – посоветовал знавший всё на свете племянник-журналист. – Хлипкие они дюже, нежнее кроликов. Зато когда вырастут, ничего их не берёт: ни холод, ни дождь, корми только да привес замеряй. Свиньи, в общем.

      – А ты знаешь, какой он смышлёный? – Не согласилась няня Груня, осторожно сажая поросёнка Альберту на коленки. – Откликается на кличку Яшка, гуляет со мной по саду и грядки не трогает, землю роет только порожнюю от посадок. Понимает – что такое хорошо, а что такое плохо. И палец мой любит сосать. Между прочим, только свиные органы подходят человеку.

      Очень любивший и уважавший свою тётку Альберт, согласно гладил поросёнка, но, на сей раз, решил отшутиться:

      – А ты, няня, того… когда время придёт, на мясо его не спеши переводить, а лучше – на органы для трансплантации. Выгоднее будет…

      – Типун тебе на язык! – Воскликнула няня и испуганно направила поросёнка под крыльцо. – Я его сама колоть не буду. Сдам в заготскот (одна из улиц посёлка, кстати, прямо так и называлась – Заготскот). Вон, Семёна с выселков попрошу. Он – мужик правильный, не пьёт. Ну, четвёрку беленькой с закусью ему выставлю магарыча. Так уж положено. И медку литру наложу. Тут Альберт вспомнил про тёткиных пчёл. И это было удивительно. На селе за пчелами ходили только