Панадора. Петр Левин

планы на вечер, сам не заметил, как оказался в темном лесу. Мне каким-то образом на этот раз удалось то ли обойти, то ли пройти посуху речушку, так что ноги были сухими. До заветного дома оставалось сто метров. А вот и он. Двухэтажный, большой, то ли серый, то ли коричневый.

      Свет не горел. Значит, хозяина нет или он спит. Я зашел на крыльцо и увидел, что дверь открыта. Старясь не шуметь, я осторожно ступая на носок и затем плавно на пятку прошел по темному коридору. Фонарик телефона выхватывал коричневые стены, с которых от времени слезала краска. Дом был деревянный внутри, как и снаружи. Я посмотрел на потолок – коричневые доски. А вот и вход в комнату, в которой я был вчера. Я зашел, и меня ждала удача. По середине пустой комнаты стоял старинный деревянный стул с мягкой обивкой и деревянной резной спинкой. Этот стул напоминал мне чем-то мой. Подобных стульев в моей комнате было шесть штук. Они были невероятно неудобными и на спинку облокачиваться было весьма опасно – клей рассохся и дерево разваливалось. Все шесть стульев были скреплены скотчем, а шурупов я в них ввернул не счесть. Однако это все равно не спасало от неприятностей. Но, конечно, не стул привлек мое внимание, а желтый конверт, который выделялся на темно-коричневой обивке.

      Я подошел и бесстрашно взял конверт. На нем было написано печатными буквами «Журналисту Ивану Фирсову». Я почувствовал, как меня охватывает нервное напряжение. Конверт был не запечатан. Внутри был белый лист формата А4. Меня охватило давно забытое чувство, как в детстве, когда я находил под елкой подарки от Деда Мороза. С трепетом я развернул письмо одной рукой, а в другой держал телефон. В пустой комнате звук разворачивающегося листа звучал угрожающе. Я невольно обернулся и направил фонарик на дверь, в которую вошел: никого. Только тени играли на стенах и потолке. А черный проем казался дырой в пещеру.

      На листе вверху с красной строки шестнадцатым кеглем шрифтом Arial было написано:

      «Они все умрут.»

      Тревога обуяла меня, голова бойко закружилась. Я попытался охладить себя мыслями о лете, но ничего не получалось. Руки дрожали. Я как мог постарался аккуратно сложить письмо, вложил в конверт. И засунул в рюкзак между бумагами с записями.

      Надо было выбираться и ехать на Пражский рынок. Я быстро вышел на свежий воздух и огляделся. Вокруг был сплошной лес. И на небе не было ни следа отблесков огней города. Будто я был не в Москве, а в старой забытой деревне. Часы показывали без десяти минут восьмого. Мое путешествие затянулось, и на рынок за досками я уже не успевал.

      Вскоре я был на Пражской. Я решил пройтись до моего дома пешком. Путь был не близкий – полтора километра. Мне не куда было спешить, я шел по правой стороне Чертановской улицы по пути следования авто.

      Тротуар был широкий, асфальтовая дорога была сухая и нескользкая. Ах, как хорошо идти так и думать о всякой чепухе. Интересно, кто живет в этих домах, кто за желтыми окнами смотрит телевизор? Счастливы ли они? Рады ли, что так проживают свои жизни? Довольны ли своей судьбой?

      С