Марсианская крыса. Сергей Фомичев

Что ж, ваших денег вполне хватит на операцию. И я готов за неё взяться. Остаётся решить вопрос с донором. Нет, это конечно не сердце и даже не почка и любой из островитян согласится расстаться с ненужным отростком за скромную сумму. И всё же потребуется время и дополнительные расходы.

      – Времени у меня нет, – отрезал Никитин. – Я рассчитываю успеть до кубинского самолёта. Но всё остальное пусть вас не беспокоит, доктор. Материал для пересадки у меня с собой.

      – С собой, – кивнул тот растерянно.

      – Да, – Никитин выложил на стол контейнер. – И ещё. Иммунодепрессанты нам не потребуются.

      – Нет?

      – Не потребуются, – подтвердил Никитин. – Все нужные бумаги с отказом от ваших медикаментов я подпишу. Так что никакие претензии вам не грозят. Да их и не будет, вы уж поверьте.

      Доктор сдался. Он лишь заглянул в контейнер, но даже не стал расспрашивать, что за чудодейственная среда использована для хранения трансплантата.

      – Тогда не будем терять время и приступим к осмотру, – он показал на ширму. – Прошу.

      – У вас тут портрет Че Гевары, – заметил раздеваясь Никитин. – Увлекаетесь или так просто?

      – Он врач, – ответил доктор. – Впрочем, точно такой же портрет висит в кабинете начальника местной тюрьмы.

      – У команданте было много профессий, – согласился Никитин.

      Исполосованный шрамами живот клиента в очередной раз поставил врача в тупик.

      – Вы что же, каждый год пересаживаете себе новый аппендикс?

      – Вроде того, – ухмыльнулся Никитин. – Добавьте ещё один шрам, доктор, и мы разбежимся довольные друг другом.

      – Ну, уж нет, обойдёмся без эдакого варварства.

      ***

      Алёнка грустила. Тут ведь дело простое. Не нужно быть Нострадамусом или сказочным Мерлином, чтобы прочитать по звёздам или в пламени свечи её будущее. Такового у неё попросту не было, как ни выискивай на ночном небе нужную искорку, как ни всматривайся в пляску огня. Ничего. Ни единого просвета, никаких шансов. Сплошная тоска – долгая, тягучая, а в конце, скорее всего, одиночество. Денис всё чаще засматривался на девиц и, даже двигая по тротуару её инвалидное кресло, задерживал взгляд на обтянутых джинсами попках, на оттопыренных кофточках, на красивых мордашках.

      Денис, конечно же, не признается в этом даже самому себе. Пока что он чувствовал себя героем. И окружающие, как могли, поддерживали этот образ. Парня хвалили соседи, ставил в пример учителя и уважали одноклассники. Считали джентльменом, рыцарем, эдаким Ланселотом нашего времени.

      Всё это были детские игры. А они, как известно, кончаются. Внезапно и навсегда.

      Тем не менее, Алёнка была благодарна ему. Большинство подростков-инвалидов обучалось на дому или в специальных интернатах. Первые страдали от одиночества, вторым его не хватало, вернее их одиночество становилось коллективным, а что тут лучше, что хуже, спорный вопрос.

      Она