Российский колокол № 3 (45) 2024. Литературно-художественный журнал

это так же чувствовал, но не мог сформулировать». Чтобы текст современного автора стал зеркалом, в котором отражается современный человек.

      Создать такой текст, отыскать его в море других текстов, дать ему жизнь на бумаге – непросто. Порой приходится по крупицам собирать свидетельства эпохи. Приходится долго ждать. И всем нам нужна чуткость. Чтобы услышать время, чтобы прочитать написанное, чтобы выловить в нём почти неуловимое, чтобы распознать важное среди привычного.

      В этом номере мы дочитываем роман В. Волкова «Вожатый»; выходит третья, заключительная часть с ярким финалом. Мы рассуждаем о психологии литературы (А. Осанов, Е. Жданова, А. Аист и А. Гутиева). Наша рубрика взрослых сказок пополняется новыми текстами (С. Седов, Е. Валужене, Д. Кошевая). Современная проза осторожно, когда с юмором, а когда и с грустью изучает реальность (А. Разживина, Ю. Комарова, А. Аист, А. Егоров, И. Ивка). Поэзия – всегда поэзия, и, как мне кажется, в подборке этого номера она не только очень разная, но ещё и по-разному эмоциональная, если можно так выразиться (Д. Корнилова, П. Великжанин, Д. Кошевая, Е. Наливина, И. Листвина). Рецензию в номер написала О. Камарго, а А. Щербак-Жуков в разделе «Литературоведение» представил обзор творчества Михаила Успенского.

Анна Гутиева, шеф-редактор

      Современная проза

      Александра Разживина

      Вниз – не вверх

      Евген проснулся в пять пятьдесят пять.

      Три пятёрки подряд – на удачу.

      Утро сложно любить, но можно проживать максимально комфортно: умный матрас – и не затекает тело, тёплый пол – и не мёрзнут ноги. Мягкая подсветка по стенам – и не приходится щуриться. Моцарт в динамиках – для полноты ощущений.

      Евген успел включить щётку и посмотреть в зеркало, когда понял, что Оля Пялкина умерла.

      Это ощущалось как чёрная дыра в груди, как пустота на месте выбитого зуба, как падение во сне. Щётка вибрировала, белая от зубной пасты слюна текла, глаза смотрели и не видели.

      Сколько лет прошло?

      Кулаки сжались, что-то хрустнуло, бесящее жужжание прекратилось. Некоторое время он тупо изучал пластиковые обломки в руке, потом выбросил в мусорное ведро и вышел из ванной. Свет выключился: сработали датчики движения.

      Есть не хотелось, но привычный ритуал успокаивал.

      Включить кофеварку.

      Опустить тост в тостер на две минуты.

      Нож соскользнул, разлетелись осколки яичной скорлупы. Сойдёт. На сковороде – глазунья из одного яйца, три кристаллика соли.

      Взять красное яблоко и положить в центр стола.

      Механизм отработан: закрой глаза – сделаешь с закрытыми глазами. Отними правую руку – приготовишь левой.

      Оля Пялкина умерла, а ничего не изменилось.

      Только еда невкусная.

      Сложнее всего оказалось выбрать иконку на телефоне. Выпученные глаза, впалые щёки, всклокоченная борода – кто его так нарисовал?

      – Вас приветствует программа «ВДАЛь», виртуальный диахронический аналоговый лингвист. Доброе утро, Евгений! Чем могу помочь?

      – Ненавижу, блин!

      – Ненависть – чувство активного психоэмоционального запаса. В базе хранятся понятия, вышедшие из употребления. Чем могу помочь?

      – Умерла Оля Пялкина.

      – Ожидайте, идёт проверка данных.

      На экране мигала строка «Владимир Иванович печатает…».

      Евген сунул палец в рот, оторвал заусенец, стало больно и солоно от крови – а внутри корёжилась чёрная дыра.

      – Проверка завершена. Найдена новая лингвистическая единица. «Эрос».

      – Что это?

      – В древнегреческой мифологии – бог любви.

      – Дальше.

      – Киноновелла из трёх коротко-метражек.

      – Дальше.

      – В философии – понятие, обозначающее страстные отношения.

      – Подробнее.

      – Эрос – тип любви, связанный с физическими сексуальными желаниями.

      – Стоп.

      Когда Оля смеялась, запрокидывала голову, молочная шея вытягивалась, а волосы лезли в рот.

      «Какая вульгарная!» – Евгена потянуло на хохот. Они познакомились летом в компании друзей-велосипедистов.

      Оля падала, вставала, отряхивалась, и смех перебивал шум деревьев на аллее и грохот музыки.

      – Ненавижу!

      – До свидания, Евгений!

      Ноготь царапнул экран, сворачивая помощника.

      Оля Пялкина умерла.

* * *

      Говорят, время лечит.

      Врут.

      Оно только углубляет рану.

      Подруги твердили: «После сорокового дня душа вознесётся – полегчает».

      Потяжелело.

      Пришло осознание: никогда. Больше – никогда.

      Самое страшное слово – «никогда».

      – Возьми