Смотри, слушай – вот я. Мартине Глазер

своему парню, что какая-то средневековая дура выбрала тебя, чтобы сообщить миру о своих травмах, связанных с верой?

      Этот вопрос не переставал меня мучить всю дорогу домой.

      Можно, если твой парень – задрот, у которого никогда не будет другой девушки. Или когда ты так красива и популярна, что неважно, какую чушь ты несешь. Но не когда твой парень – школьная звезда Александр Спрангерс, сын знаменитого пластического хирурга Майкла Спрангерса, у которого собственная программа на ТВ, а ты, хоть и одеваешься лучше всех, вынуждена выворачиваться наизнанку, чтобы входить в топ-3 девчонок школы. «Девушке, которая однажды останется со мной навсегда, не придется беспокоиться о мешках под глазами или маленькой груди, – все время повторял Александр. – Совершенство – это норма. И моя будущая жена должна быть идеальной».

      Мы вместе уже пять месяцев, и для Александра это приличный срок. Но и я приложила к этому немало усилий. Ради него я начала играть в теннис. Ради него я решила поступать на экономику, как он, хотя на самом деле хотела выбрать что-то, связанное с миром моды.

      «Если ты хочешь по-настоящему разбогатеть, надо попасть в мир больших денег», – говорит Александр. Специально для меня он записал документальный фильм с молодыми, бесконечно уверенными в себе и потрясающе красивыми людьми, которые возглавляют топовые банки, потому что они настолько умны, что никто не понимает ни их самих, ни те уловки, которые они придумали. «Мы тоже потом такими станем», – утверждает Александр.

      Прекрасно… Рассказать ему о том, что со мной происходит, – все равно что сразу расстаться. Папа с Анной тоже исключены, а мои подруги… Они добрые, но не умеют хранить секреты, особенно если, рассказав всем обо мне, получат шанс выиграть главный приз – Александра.

      Я бы хотела, чтобы все было иначе. Все, что мы обычно обсуждаем, кажется мне теперь такой ерундой.

      Может, стоит разыскать Пабло? Даже если он кому-то расскажет (что, учитывая его, так сказать, состояние, представляется мне маловероятным), ему все равно никто не поверит. Интересно, он меня вообще узнает? Я понятия не имею, нормальная ли память у таких, как он. Сейчас мы видим друг друга всего раз в год, и этого явно недостаточно, чтобы он много запоминал, а раньше… Ему было четыре, если не ошибаюсь, или пять, когда его выпихнули из дома. По-моему, тогда он казался мне очень милым, и мы часто играли вместе. Рисовали, строили башни из кубиков и тому подобное. Но Анна, заметьте, его родная мать, сказала: «Он становится слишком сильным. Будет лучше, если он уедет, лучше для него самого».

      Я тут же вспомнила, как она иногда смотрела на него: словно ей подарил его не господь, а дьявол. Почти как тот человек смотрел на Эрро… Я вздрогнула. А что если это и правда «травма»? И со мной что-то не так из-за того, что я пережила в детстве?

      Приехав домой, я все же позвонила Александру и отменила нашу встречу.

      – Плохо себя чувствую, – сказала я. А чтобы он не расстраивался, пообещала устроить романтический ужин. – В субботу папа с Анной идут в оперу. Заглянешь в гости? Обещаю, тебя ждет незабываемый вечер…

      Я осталась заниматься немецким, лежа в кровати.