Дело о наезде. Джеймс Хедли Чейз

юмке или повысить голос, от такого шефа надо бежать как от чумы – в этом я твердо уверен.

      Роджер Эйткен являл собой совершенно противоположный тип босса – это был босс-феодал. Людей он подбирал себе очень тщательно и платил им на четверть больше, чем любое другое рекламное агентство. Примерно неделю он присматривался, подходит человек или нет, и, если решал, что нет, невезучим приходилось с треском вылетать вон.

      Эйткен возглавлял «Международное Тихоокеанское агентство» – самое большое и лучшее рекламное агентство на всем побережье. Прежде чем попасть туда, я работал в маленьком занюханном рекламном бюро, которое одной ногой стояло в финансовой могиле, а босс его вскоре загремел в дом для неизлечимых алкоголиков. Было это года два назад. Хорошо помню, я сидел за своим столом и ломал голову, как лучше подать рекламу посудомоечной машины – это убогое создание даже не могло счистить с тарелки остатки соуса, – как вдруг мне позвонила секретарша Роджера Эйткена. Она сказала, что Эйткен хочет видеть меня по личному делу и просит зайти к нему в шесть часов.

      Я, разумеется, много слышал об Эйткене. Я знал, что он управляет агентством, принадлежащим кучке богатых бизнесменов, и делает это очень здорово. Естественно, я сразу же подумал, а не хочет ли он предложить мне работу? Естественно, я заволновался: работать в «Международном» считалось мечтой для любого рекламщика на побережье.

      В шесть часов я как штык стоял в приемной агентства, а еще через пять минут – перед столом Эйткена, стараясь мужественно выдержать взгляд стальных голубых глаз, который, как нож масло – по-моему, здесь это сравнение уместно, – пронзал меня до самого затылка.

      Эйткен был крупный, свыше ста восьмидесяти сантиметров роста, мужчина, ширококостный, с живым лицом. Рот его напоминал защелкнутый капкан, агрессивная челюсть – челюсть крупного чиновника. Выглядел он лет на пятьдесят семь и был полноват в талии, но если это и был жирок, то жирок тугой, плотный. Короче говоря, было ясно, что этот человек держит форму.

      Секунд десять он пристально рассматривал меня, потом поднялся, протянул руку и крепко, до боли в косточках, пожал мою.

      – Вы Честер Скотт? – требовательно спросил он. Голос его, безусловно, можно было услышать в приемной, не прикладывая ухо к замочной скважине.

      Не знаю, за кого еще он мог меня принять, поскольку, прежде чем добраться до его кабинета, я назвал свое имя по меньшей мере четырем его служащим.

      Я сказал, что я – Честер Скотт.

      Он открыл лежавшую на столе папку и постучал по ней пальцем:

      – Ваша работа?

      В папке было около двух десятков вырезок из разных газет и журналов – реклама, сделанная мной за последние четыре-пять месяцев.

      Я сказал, что это – моя работа.

      Он закрыл папку и начал вышагивать по комнате.

      – Не так уж плохо, – заметил он. – Вы могли бы мне подойти. Сколько они вам платят?

      Я назвал сумму.

      Он приостановился и уставился на меня, как будто не расслышал.

      – Вам известно, что вы стоите больше?

      Я сказал, что известно.

      – Почему же вы сидите сиднем и ничего не предпринимаете?

      Я сказал, что последнее время у меня было много работы и думать о чем-то другом не приходилось.

      – Может, для вас работа важнее денег?

      – Я бы не сказал, – ответил я. – Просто последнее время я действительно был занят.

      Еще несколько секунд он не сводил с меня глаз, потом обошел вокруг стола и сел в свое кресло.

      – У меня вы будете получать на сотню в неделю больше, чем сейчас. На работу можете выйти с понедельника.

      Так я начал работать в «Международном».

      С тех пор прошло два года. За это время я стал в агентстве вторым человеком после Эйткена и подчинялся только ему самому. Получал я столько, сколько два года назад мне и присниться не могло. У меня появились «кадиллак» с открывающимся верхом, бунгало с тремя спальнями и видом на океан, мальчишка филиппинец, помогавший мне вести холостяцкое хозяйство, а также счет в банке на кругленькую сумму.

      Только не думайте, что я вышел на этот уровень, посиживая в кресле и покуривая сигаретки. Если вы попадаете к Эйткену, вам приходится вкалывать до седьмого пота. Каждый день, включая субботы, я садился за свой стол ровно в девять утра и нередко просиживал до полуночи. Платили в «Международном» прилично, но Эйткен за эти деньги драл три шкуры. Я, наверное, в жизни своей так много не работал, но мне это нравилось, к тому же со мной работали хорошие ребята: каждого парня или девушку Эйткен отбирал лично, а это кое-что значило. Короче говоря, я был на вершине блаженства. Слезать с этой вершины я никак не собирался, но, к сожалению, иногда обстоятельства складываются не так, как нам хочется.

      Однажды жарким июльским вечером все вдруг полетело кувырком. Я поздно засиделся на работе – был уже десятый час. Со мной оставались только моя секретарша Пэт Хэнесси и художник-график Джо Феллоуз. Остальные ушли домой. Мы работали над рекламой нового туалетного мыла.