Людские тропы: сборник рассказов. Роби Ашаров

мясо, которое было нежное и мягкое. Не знал он что годовалый бычок был зарезан и сваре до его прихода. Возможно, ждали его. И знали по всей округе, если пришёл Карнаух на скачки, то приглянувший конь будет похищен. И сегодня предчувствие Гриши не обмануло. Ели долго, не спеша, тарелка конокрада не пустовало. Ему часто подкладывали жирные куски мяса. От которого сильно хотелось пить. Он не отрываясь смотрел на касушки, что стояли рядом у трёх братьев. Его мучала жажда и любопытство, что с ним дальше будут делать. -Ты Карнаух ешь, ешь, ещё неизвестно когда тебе придется поесть такой свеженины, да так вдоволь. Конокрад с трудом проглатывал уже, казавшийся ему сухое мясо. И пережёвывая долго не мог проглотить. Мелькнула мысль, хотят, что бы обожрался и извела жажда. Да… сейчас бы пиалку чая, хоть один глаток. Хотя бы шурпы, которым отпиваются братья. Но они не замечали или делали вид что Карнаух хочет пить. Они все разом встали как по команде -Вставай Карнаух, пора и честь знать и так засиделись до первых петухов. Его вывели во двор. Светало. Петухи надрывно перекрикивались, оповещая о наступления утра. Карнаух услышал знакомое ржание своего коня. Не успел конокрад осмотреться, как его свалили на постеленную шкуру бычка и закатали до самых ушей Заткнули в рот кляп, шкуру перевязали. Получился как рулон похожий на кокон, только было открыто часть лица. От свежей разделанной шкуры исходил запах. На это он не обращал внимания. Его подняли сильные руки и положили на дно телеги. Которая быстро почти без шума покатила по дороге. Ехали долго. Уже различал спины братьев. Первые лучи солнца, ласкали степь. Телега остановилась, Гриша слез с неё и пошёл, куда то в сторону. Затем возвратился, у телеги исправил по маленькому нужду, сказал. – Нашёл место, куда его надо нести. Оно укрыто от постороних глаз, да и ложбинка есть, думаю не перекатится. Опять двое подхватили шкурный кокон и понесли через кусты и положили аккуратно завёрнутого конокрада на землю. Гриша проверил крепость перевязанных верёвок, сказал.-Вот Карнаух, так тебе будет спокойно, мы не берём грех на душу, только людям сделаем добро. И что бы такие как ты перевелись и не было повадно другим. Так наши деды и прадеды отучали цыган и других конокрадов воровать. Полежи здесь молчком, кричи, не кричи, никто тебя не услышат. Карнаух уже осознал на какую кару он подвергается. Кричать и орать он не в силе, только открывал и закрывал глаза, как бы прося моля смотрел на Гришу. Хорошо смазанная телега бесшумно укатила, оставив ему степную тишину начинающего дня.

      Боль снова пронзила все тело. Птица вновь выклюнула из глазного углубления, кусочек. Через боль Карнаух чувствовал, как клюв вороны касается краёв глазниц и трёт лицевую кость. Как птица подчищает углубление и выпивает оставшуюся темноватую жидкость и сукровицу из уже зияющей глазнице. Ему казалось, что он проваливается в какую ту бездну от боли. Но эту страшную боль конокрад ощущал всем своим нутром и всем телом. Но не смотря на такое терпение он услышал топот копыт. Птици все разом вспорхнули и с карканьем улетели.