Антология юридического некролога. В. М. Баранов

составляет единое духовное поле. «Для того чтобы судить о действительной важности человека, – писал П. Буаст, – следует предположить, что он умер, и вообразить, какую пустоту оставил бы он после себя: немногие выдержали бы такое испытание».

      Одно из современных философских направлений исходит из того, что непостижимость смерти есть этическая, а не гносеологическая проблема. «Смерть, – отмечает А.А. Слепокуров, – это не знание, а философская проблема, и в качестве философской проблемы смерть не разрешима. … Непостижимость смерти открывает человека как этического субъекта, и если он отказывается от этой непостижимости в пользу какого-то знания, тогда он теряет свои нравственные свойства быть человеком»[6]. На с. 9 исследователь продолжает: «Неведение смертного часа и неведение посмертного состояния способствуют формированию чистого этического мотива поступка, исходящего из принципов истинного человеколюбия и сострадания». Такой подход в гуманитарной культуре имеет право на существование, но он не должен распространяться на все феномены, прямо либо косвенно связанные со смертью.

      Некрологи – всегда знание, синтезирующее в себе как научную, так и вненаучную (обыденно-личностную) информацию. В этом особая ценность содержащегося в некрологах знания. И оно обладает значительной степенью истинности.

      Конечно, содержание, форма, тональность, лексика некролога жестко ограничены своеобразными этическими требованиями. Древний римский принцип “De mortuls nil misi bene” (о мертвых ничего, кроме хорошего – лат.) считается незыблемым моральным постулатом. Правда, некоторые знатоки крылатых выражений добавляют к поговорке: «…кроме правды». Здесь важно «перекинуть мостик» к «участию» этого выражения к появлению иного классического латинского афоризма: “Memento vivere” – «Помни о жизни!», или: «Помни, что нужно жить!».

      «Так или иначе, прощание с человеком дисциплинирует нашу риторику. Высказывать упреки по адресу покойного не вполне справедливо по той простой причине, что он уже не может вам ни ответить, ни оправдаться», – пишет С.М. Казначеев и задает далее отнюдь не риторический вопрос: «Но как же быть, если из жизни уходит тот, кто натворил немало очевидно недобрых дел, пользовался незаслуженной славой, стяжал себе награды и блага, пользуясь своим положением?»[7] Далее С.М. Казначеев подчеркивает: «Критическое начало подключается в той части некролога, когда необходимо обозначить, так сказать, калибр конкретного деятеля и автора. Видный, замечательный, известный, выдающийся – всё это не просто абстрактные определения: за каждым из них стоит ответственность перед истиной, перед памятью умершего, а также перед друзьями и родственниками, которые могут обидеться из-за скромности оценки дорогой им личности, и перед недругами, которых возмутит чрезмерно громкая похвала. От автора некролога требуется принципиальность и точность в употреблении слов. Конечно, в отдельных случаях возможны и нестандартные варианты. Например, человека

6

Слепокуров А.А. Непостижимость смерти как этико-философская проблема: Автореф. дисс. … канд. филос. наук. Иваново, 2016. С. 8. На с. 13 констатируется: «Этический смысл непостижимости смерти подталкивает человека к тому, чтобы задуматься над причинами этой непостижимости, и думать не о том, что с ним будет “после смерти”, но о том, как осмысленно и достойно прожить свою жизнь в ситуации принципиальной неизвестности и не гарантированности».

7

Казначеев С.М. Теория литературной критики: Учебное пособие. М., 2018. С. 411.