Голубая гортензия. Джуди Андерс

Не болело ничего, но в то же время болело все.

      – Ты уже большая, – приговаривала экономка, расчесывая ее волосы, – почти взрослая леди. Хуже, если бы мама ушла, а ты совсем крошка. Кто бы тогда заботился о тебе с такой же нежностью? Значит, так нужно. А скоро ты сможешь позаботиться о себе сама.

      Мама ушла. Эта фраза приняла для Патриции сразу несколько значений. Мама ушла во всех смыслах. И если две недели она прожила с надеждой, что мамин голос вновь зазвучит в гостиной, а гардеробная наполнится запахом ее духов, то ждать уже было нечего. Мама ушла. И от папы, и от нее, и от всех людей на свете. Она не вернется. Больше ни к кому. И это по-своему даже успокаивало Патрицию.

      – К кому ушла мама? – спросила она у отца во вторник вечером. – К какому мужчине?

      Фред сидел в кресле под слабо горящим торшером и читал. К похоронам все было подготовлено – кроме него самого. Услышав дочь, он медленно поднял голову, свернул газету пополам и опустил очки на нос.

      – Патриция, – когда он называл ее полным именем, то всегда переходил на шепот в самом конце, поэтому «ция» уже звучало едва ли слышно, – выброси эти грязные мысли из головы. Ты не должна об этом думать.

      – Но Дебора, она сказала, что мама бросила меня ради любовника.

      – Дебора! – воскликнул он и швырнул газету на пол. Патриция отпрянула: отец никогда не выражал своих чувств так бурно. – Что мне с того, что наболтала Дебора!

      Немного остыв, Фред поднял газету и продолжил уже спокойным тоном:

      – Пожалуйста, иди к себе. И не смей больше задавать мне подобные вопросы. Ты поняла, Патти?

      Развернувшись с высоко поднятой головой, она ушла, громко постукивая туфлями по полу. Хоть бы кто-нибудь услышал, как же ей обидно! Пережить такое оскорбление от собственного отца, будто она маленькая девочка, которая пришла к нему с расспросами, что такое аборт и как его делают. С этой минуты они в ссоре: пусть даже папа думает иначе. Она больше не станет ему доверять.

      Позже вечером Патриция подслушала, как отец отчитывал Дебору за длинный язык.

      – Не переживай, – обиженно сказала та, – Регину похоронят, и я уеду. Знаешь, я не очень-то и рада гостить здесь в такое время. У меня давно своя семья, если ты помнишь. Не хочу тратить силы, чтобы разбираться с твоей.

      – Я совсем не это имел в виду, Дебора.

      – Ты всегда имеешь в виду что-нибудь другое. А что – никому не ясно. Патти уже почти взрослая. Глупо скрывать от девушки очевидные вещи.

      Как назло, именно в среду Брэмфорд будто договорился с небом, и его затопил бесконечный дождь. Люди постепенно собирались у церкви. Черными были их одежды и раскрытые зонты, лица выглядели мрачными или изображали подобие скорби, а скромные белые цветы в руках понуро морщились и вяли от такого количества влаги.

      Еще в машине Гарольд поправил пышный букет лилий, убрав несколько засохших тычинок, а когда водитель остановился, надел темные очки. Он торопясь прошел к ступеням часовни, чтобы не промокнуть и не успеть ни с кем поздороваться. Внутри ему показали,