Последняя ночь в Бейруте. Вячеслав Катамидзе

сигарета за день, – сказал Вадид. – Знаете, я курю всего четыре сигареты в день.

      – Это не имеет значения, – покривился Бартон. – Что одна, что тридцать. Если даже вы курите мало, то портите здоровье все равно.

      – Вы никогда не курили?

      – Я и сейчас иногда курю. Трубку. Но если куда-то еду, не беру ее с собой. Такая превентивная мера. Кстати, где вы изучали английский язык с американским произношением?

      – Я учился в Америке. Целых пять лет.

      Им принесли ливанский кофе в микроскопических чашечках и две плиточки ливанского шоколада с мятой.

      – Теперь мы можем начинать беседовать как настоящие ливанцы, – засмеялся Вадид. – Вы, наверное, знаете, что у нас разговор без чашки кофе не складывается.

      – Тогда начнем. Закончено ли дело об убийстве?

      – Теоретически да. Практически оно будет тянуться еще месяца три. Будут собираться справки, документы, будет постановление суда, официальный отчет, соответствующие письма в ваше посольство, в МИД, в МВД, семье погибшей. Но все, что нужно было знать детективам, они, судя по всему, знают.

      – Если знают они, то, насколько я понимаю, знаете и вы.

      – Полагаю, что да.

      – Первый вопрос: знал ли убийца женщину?

      – Он утверждал, что знал. И раз десять ее отвозил из посольства домой, почти всегда поздно вечером. Она даже просила диспетчеров компании «Такси Томми», чтобы они присылали ей Малика. Видимо, у них сложились приятельские отношения.

      – Он относился к ней по-дружески, а потом попытался изнасиловать и убил.

      – Он не признался, что убил ее.

      – Что? – встрепенулся Бартон. – А в наших газетах писали, что он сознался в содеянном.

      – Ничего подобного. Он вообще был обвинен в преступлении на основании съемок камер видеонаблюдения. Никаких свидетелей преступления нет, и это, видимо, дало ему право все отрицать.

      – То есть ни его самого, ни его машину никто не опознавал?

      – Был опознан номер его машины.

      – Номер могли заменить.

      – Да, верно. Но тогда кто и как?

      – Это уже другой вопрос… Были ли найдены на трупе следы его ДНК? Сперма? Пот? Волосы?

      – Нет, ничего этого не было найдено. Он не смог ее изнасиловать, она сопротивлялась.

      – Но тогда под ее ногтями должны были остаться мельчайшие следы его кожи, ткани, его волосы, наконец?

      – Нет, он все замыл спиртом.

      – Спиртом? А он мусульманин?

      – Нет, он из семьи ливанских христиан. Но в церковь не ходил.

      – И что, все христиане таскают с собой в машине спирт?

      – Кое-кто возит, я думаю. Для технических целей.

      – Пусть так. Ну, и как же он ее убил?

      – Накинул на шею шнурок и задушил. Он – здоровый парень.

      – Но вся картина преступления осталась для вас неясной, правда? Ведь этот Малик был убит на следующий же день? Не было ни следственного эксперимента, ни тщательного изучения мотивов.

      – Верно. Но Малик так яростно все отрицал, что это внушило следователям