Пятая стадия. Полина Ласт

из больницы на своих двоих, но врач равнодушно сообщил, что ближайший месяц придётся провести в гипсе. Чувство безвыходности положения затянулось на шее тугой петлёй, а бесполезная материнская участливость подстёгивала удушье и лишний раз напоминала о беспомощности.

      За последние три дня в травматологии Женя неплохо освоился на костылях, гоняя по невзрачным коридорам под присмотром ворчливой медсестры, и теперь доказывал самому себе, что даже на костылях может бежать. Бежать подальше от больницы, раздражающих указаний врачей и ограничений, даже будучи сломанным.

      Мать осталась позади. Она потерянно оглядывалась по сторонам, будто не могла найти сияющий чёрный Мерседес среди бюджетных припыленных городской пылью шедевров автопрома. Женя не стал её дожидаться и резво направился к цели, желая поскорей плюхнуться в прохладный кожаный салон и унять ноющую боль в копчике.

      У багажника стоял многофункциональный семейный сотрудник Юра: он был и охранником, и водителем, и курьером, и вообще Юру можно было просить о чём угодно, он выполнял поручения любой сложности. Завидев его, Женя тут же расплылся в улыбке – за десять лет работы Юра стал странной частью их семьи, и Женя успел соскучиться по его невозмутимой гаргульей морде.

      – Стражник, шухер! Королева сейчас снесёт тебе голову!

      Шутливая кодовая фраза, появившаяся из старой детской игры, сработала безотказно – Юра всполошённо завертел головой, кинул сигарету в асфальт и притоптал тлеющий окурок, не щадя подошвы дорогих лаковых туфель. Но момент оказался упущен: мама, казалось, ещё минуту назад отстававшая на десяток шагов, оказалась прямо у Жени за спиной и недовольно проскрипела:

      – Ой, Юра, поздно прятаться. Вижу же, что куришь.

      – Извините, Вероника Ильинична.

      – Передо мной-то чего извиняться? А вот, если Виктор Михайлович узнает… Ну, ты сам знаешь.

      Юра машинально кивнул и принял сумку из рук Вероники Ильиничны. Женя с долей отвращения наблюдал за круговоротом условной покорности: мама сделала замечание Юре, а Юра притворился, что принял его к сведению. Он не бросит курить, а родители не перестанут его ругать – не из-за едкого запаха табака, въедающегося во все поверхности после прикосновения кончиков пожелтевших пальцев, а потому что лёгкое чувство власти над простым человеком кружило голову и побуждало влезть ему под кожу с неуместными замечаниями.

      А Юра, человек подневольный, с дежурной улыбкой открыл дверь машины перед матерью, будто она не отчитала его за вредную привычку как школьника. Ловким движением Юра забрал у Жени костыли и подставил крепкое плечо для опоры. Стоило Жене приземлиться в мягкое кресло, как напряжённые мышцы расслабились, болезненный спазм, зажимавший жёсткими тисками, спал, и тело стало единым целом с кожаной обивкой.

      Машина мягко зафырчала, тронулась с места, и Женя поднял взгляд на зеркало заднего вида. Сквозь отражение мама разглядывала его, и холод её глаз вызывал у него лёгкий озноб. Жене не досталась голубизна