Россиянин в Соединённом Королевстве. Зинаида Майорова

не удержалась от шпильки.

      – У кого же, интересно, может попросить защиты женщина, которую угнетает её собственный муж? – ехидно спросила она. – Ведь всё общество станет на его сторону, а не на её. Он может делать с ней всё, что захочет, а если она уйдёт от него, то все будут считать её виноватой. Я уж не говорю о том, что ей не на что будет жить, потому что по закону всеми её средствами распоряжается муж.

      Семён Романович изо всех сил старался вникнуть в её слова, но образ его незабвенной Катюши так и стоял перед глазами, мешая сосредоточиться на беседе. Он видел её как живую, вот она кормит сына, встаёт по ночам к дочери, ни на минуту не может разлучиться с детьми. «Я должен был быть решительней, – укорял себя Воронцов, – я должен был заставить её заботиться в первую очередь о себе самой, о своём здоровье. Надо было выгнать её из дома, пусть бы съездила к родственникам или друзьям отдохнуть. Неужели я вместе с кормилицей и няней не смог бы позаботиться о детях! Она всё хотела делать сама, а я не смел ей противоречить». Из глаз его потекли слёзы.

      – Простите, Эверина, – сказал он, – я не очень понял, что вы сказали, потому что вспомнил свою покойную жену. Она умерла пять лет назад, и я всё время думаю о ней, когда заходит речь о семейной жизни.

      «Он не совсем безнадёжен, – подумала Эверина, – Наверняка угнетал свою жену, как все мужчины, но хотя бы теперь раскаивается в этом». Внезапно она почувствовала желание рассказать ему о себе то, что возможно стоило бы держать в секрете. «В этом нет ни малейшего смысла, – пыталась она остановить себя, – мне не станет легче, а сестре я могу навредить своей откровенностью». Как будто другой голос внутри неё произнёс: «Посмотри на него, разве он может кому-нибудь навредить? Он может только помочь».

      – Мой отец был алкоголиком, он избивал мою мать, когда напивался, – начала она. – Он спекулировал нашим семейным капиталом и почти разорился. Когда я подросла, я ложилась у дверей в спальню моей матери, чтобы защитить её от него. Меня он боялся, потому что чувствовал, что я могу убить его. Но он заставил меня отказаться от причитавшейся мне части капитала, чтобы спасти его от банкротства. Я тогда ещё плохо разбиралась в юридических тонкостях и не смогла противостоять ему. Потом он поехал погостить к своим знакомым, как всегда напился, и ночью устроил пожар. Дома ведь я следила, чтобы он не курил сигары в кровати, а там он, видимо, заснул с горящей сигарой. К счастью, все успели выскочить из горящего дома, только он сгорел. Собаке собачья смерть! Ни мать, ни мы с сестрой даже не поехали на похороны.

      Воронцов внимательно слушал её, полностью погрузившись в её переживания. Для него было открытием, что в приличных английских семьях могут твориться такие же ужасы, как и в доме самого дремучего русского крепостного. Он чувствовал, что это только начало рассказа, что Эверина хочет поделиться чем-то ещё более личным. Та допила чай и продолжила.

      – Мы освободились от тирана и могли бы жить счастливо, хотя и небогато. Только Мэри, моя сестра, она не такая как я. Она всегда мечтала о прекрасном принце,