Седьмая Луна. Андрей Коробов

холму, пока не занимали свои параллельные места, уподобляясь паучьим лапам. Или, скорее, лошадиным копытам?.. Единственное, заметил практик, стали конечности гораздо длиннее и мускулистее.

      Одежда Эдени давно треснула по швам и теперь повисла кровавыми лохмотьями на вздымающемся теле. Прямо из мышц торчали раскуроченные латы миротворца и эфесы клинков. Едва ли разодранная ткань прикрывала ужас, в который обратились онейромантка и инквизиторы.

      Из живота сновидицы показалось обезображенное лицо куратора. А из её плеча – уже латника. Вернее, часть от носа до рта. Его губы задрожали, потом отлипли друг от друга. С них покатился хрип.

      Мерзость…

      У Альдреда по спине побежали мурашки. Ему не хотелось повторять их судьбу.

      Первый бедолага раскрыл глаза, налитые кровью, и закричал. Альдред почувствовал, как внутри у него жизненные жидкости забурлили разом. Как если бы ужас являл собой пресловутую химическую реакцию.

      Он посчитал, что у куратора сохранилась часть сознания, и был прав. Очевидно, инквизитору не нравилось в новом теле. Приращенный чёрный плащ не переставал надрывать голос.

      – О Свет и Тьма… – прошептал непроизвольно воспитанник.

      Эдени тоже не осталась без преобразований. Голову её крутило из стороны в сторону, как мячик. Руки безвольно болтались плетьми. Кожа приобрела землисто-серый оттенок. Шея чуть удлинилась и изогнулась, напоминая утиную.

      Лицо несчастной переболтало в непропорциональную, асимметричную, неясную мазню. Она выглядела, как не до конца взбитый яичный желток. От прежнего облика девки ничего не осталось.

      Подсознательно Альдред сопоставил то, что услышал от ментора, с увиденным. Он укоренился в осознании: Эдени, равно как и двух инквизиторов, больше нет. По крайней мере, в привычном человеческом понимании.

      Это чудовище предстало перед ними – да не простое. Не от мира сего. Явившее свой мерзкий, искажённый облик из глубин мироздания. Оно заместило собой пойманную крестьянку, обрело более близкую себе форму за счёт неё и двух инквизиторов. На выходе псы Церкви встречали уже гигантское паукообразное нечто.

      Скороспелый, бездумный, кривой облик. Метаморфозам быть и далее. При условии, что чудище выберется на свободу.

      Здесь и сейчас монстра стоило считать новорожденным.

      Тварь заклекотала. Из паучьего туловища торчал голый торс волшебницы. Она развела руки в стороны. А прямо под ней разверзлась пасть. Хелицеры застучали друг об друга. С них капала густая слизь – не то слюна, не то яд.

      Арахнид опёрся на приращенные конечности, служившие лапами, и поднялся в самое удобное для себя положение. В нём остолбеневшие инквизиторы насчитали целых полтора человеческих роста.

      Его аляповатые конечности заканчивались длиннющими пальцами с шишковидными суставами. Причем дистальные фаланги медленно переходили в загнутые когти. Тварь представляла прямую и понятную угрозу ревнителям веры.

      Представляла бы, не преграждай магический барьер ей путь наружу.

      На языке у Альдреда