Мальчик и революция. Одиссея Александра Винтера. Артем Рудницкий

гимназии и с антисемитизмом там практически не сталкивался. Говорил: «За все годы учебы я никогда не чувствовал, что я еврей…». Вполне возможно, что Шуре тоже повезло, и ему не напоминали о его происхождении. И подобно своему однофамильцу-поэту (неважно, что тот был значительно старше), он наслаждался жизнью, ведь лучше детства и юности в ней ничего не бывает. Летом гонял с одногодками по улицам, катал обруч, играл в «кремушки», купался, а зимними вечерами грелся в домашнем уюте.

      «Наше счастье юное так зыбко в этот зимний, в этот тихий час, словно Диккенс с грустною улыбкой у камина рассказал о нас», – это строки из стихотворения Семена Кесельмана. Наверное, и вправду всё было прекрасно, мило и… зыбко. Детство и юность имеют один недостаток – они быстро заканчиваются. А детство и юность Александра Винтера длились меньше, чем у многих других и прошли по сокращенной программе. В гимназии было восемь классов, а он закончил только три. Тут такие события начались… не до гимназий.

      II

      Мы красные кавалеристы…

      Когда в России победил «исторический материализм», Шуре было 13 лет. В Одессе ему, всем родственникам, да и всему населению хлебнуть пришлось немало. О том, что творилось в Одессе с началом революции, написал Яков Бельский – писатель, журналист, художник и чекист, судьба которого удивительным образом напоминает судьбу Александра Винтера1:

      Начало октября 17-го года. Власти в городе нет. Бродят по улицам стайки бежавшего с фронта офицерства. Где-то заседает никому не нужная демократическая дума. За вокзалом шатаются пьяные гайдамаки (так именовали боевиков украинской Центральной Рады, а позже части петлюровцев – А. Ю.)… На Пересыпи идут митинги. Бýхают одиночные выстрелы. Испуганный обыватель носа не кажет. Движутся одиночные красногвардейцы – на Торговую № 4 – там штаб. Искоса поглядывают друг на друга прохожие, друг друга боятся, никому не верят… В двери Одессы стучится Красный Октябрь.

      Когда Красный Октябрь достучался и двери открыли, положение не улучшилось, скорее, наоборот. Власть в городе с завидной регулярностью переходила из рук в руки.

      «В переворотах не принимал участия в связи с молодостью», с сожалением констатировал Александр Винтер в автобиографии. На самом деле, не совсем так. Революцию мальчишка ждал с нетерпением, как и многие его сверстники, которых будоражили пламенные идеи. Участвовать не участвовал, но дома не отсиживался. Такое было совершенно невозможно.

      Сразу после октября 1917-го город попытались захватить прибывшие из Киева эмиссары Украинской народной республики (УНР). Против них выступили части Красной гвардии под командованием большевиков. Первые серьезные стычки произошли уже в декабре, когда самостийники (так называли приверженцев самостийной Украины) на Екатерининской площади расстреляли ехавшего в открытом автомобиле начальника штаба красногвардейцев Моисея Кангуна. Потом стороны договорились о перемирии и даже совместном городском управлении,

1

Я. М. Бельского тоже воодушевляли революционные перемены. Он тоже был разведчиком в Одесской ЧК, оставался работать в подполье. Потом, как и Винтер, сменил род деятельности, сделавшись литератором и журналистом. И был расстрелян в 1937 году.