Под скорбной луной. Карен Одден

знал, о чем она говорит. На многих объявлениях о найме присутствовала короткая аббревиатура: «ИНТ». Ирландцы не требуются…

      – Поэтому Колин и ходит злой?

      – Не только он, Микки. Работа на доках есть, но получить больше пары дней в неделю непросто.

      Я испытал невольное облегчение. Проблема есть, но решить ее можно.

      – Я мог бы подыскать ему кое-что за пределами Чепела.

      – Подумывала к тебе обратиться, – признала ма. – Тем более ты – живой пример, как начать жизнь заново в другом квартале Лондона.

      – Думаешь, он захочет переехать?

      – Не знаю, Микки. Только с каждым годом Колин выглядит… – Она опустила взгляд на свои натруженные, покрасневшие руки. – Выглядит все менее счастливым. Особенно с тех пор, как умер Пэт.

      При упоминании этого имени у меня перехватило дух, и я с трудом выдохнул.

      – Знаю, что Колин тяжело пережил его смерть.

      Ма кивнула, не поднимая глаз. Она нечасто вспоминала в разговоре своих погибших сыновей – Фрэнсиса и Пэта. Фрэнсиса, старшего, я не знал – Дойлы подобрали меня уже после его смерти, а вот Пэт был моим сверстником, почти братом. Мы жили в одном доме, вместе работали в доках и друг за друга стояли стеной. Пэта убили в глупой, бессмысленной поножовщине через два года после того, как я бежал из Уайтчепела.

      Вздохнув, ма посмотрела мне в глаза, и в ее взгляде я увидел скорбь и ту затаенную боль, что преследовала и меня.

      – Если Колину не удается устроиться в доки, чем же он занимается? Набережную вроде уже построили…

      – Он особо ничего не рассказывает.

      – Но с Элси-то общается?

      – Постольку поскольку, – поморщилась она, – но от нее отделаться сложнее, чем от меня.

      Тут ма права.

      – Я с ним поговорю. Когда пришел, они с Элси ссорились, и Колин быстро выскочил из дома. По-моему, мне он был не слишком рад.

      Ма поникла, и я проклял себя за последнее замечание. Она молча встала из-за стола, убрала чайные принадлежности в буфет, закрыла банку с вареньем и завернула остатки хлеба в коричневую бумагу. Открыв шкаф, достала свою коробку с шитьем, синюю юбку Элси, носки и брюки Колина. Вернулась за стол, разложила на коленях юбку и ловкими пальцами продела нитку в иглу.

      – Ну, что мы все о плохом, Микки? – сказала она с улыбкой.

      Желая исправить свою оплошность, я перевел разговор на Гарри и его успешное обучение в госпитале. Следующие пару часов мы с ма болтали то о ее подругах, то о прихожанах и священниках церкви Святого Патрика. Разговаривали о моей работе – а мне было что рассказать. Ма смеялась до слез, услышав историю о налете полиции на бордель на прошлой неделе, когда трое клиентов сбежали через заднюю дверь публичного дома в чем пришлось: напялили на себя едва доходившие им до колена юбки проституток.

      – Да хранит тебя Господь, Микки! – проговорила ма, вытирая глаза концом передника, сложила заштопанные вещи в стопку и поднялась. – Рассказчик из тебя хоть куда.

      – Твоя школа, – усмехнулся я.

      Она отмахнулась от комплимента,