Воздушные пути. Алексей Олексюк

но сейчас он ощущал себя именно в такой точке, где тоска по дому уравновешивалась тягой к городу.

      – Батько! – окликнул он отца, старательно чистившего яйцо. – А шо там – дальше звёзд?

      Отец не спешил с ответом. Сначала дочистил яйцо, положил его перед собой, стряхнул с мозолистых, потемневших до оттенка маренного дуба пальцев белые, тонкие скорлупки, похожие на битый фарфор. Расстегнул стёганую фуфайку, чтобы сидеть было свободнее.

      – Та шо там? Другие звёзды.

      – А дальше самых дальних звёзд? – допытывался Лёнька.

      – Всё то же – бесконечность.

      Лёнька попытался представить бесконечность… и не смог. Она не умещалась в голове. Воображение натыкалось на барьер, на ослепительно-белую стену, непреодолимую, не взирая на свою математическую условность.

      – Це як?

      – А так, шо никто никогда не доберётся до конца Вселенной. Ось, к примеру, был у нас ще на Полтавщине в селе хлопец, – отец помолчал, посыпая яйцо сероватой, крупного помола солью, – не то шоб зовсим сумасшедший, а так – с придурью… Была у него думка неотвязная, или идея-фикс по-научному – побачить край Земли, место, де земля с небом сходится. Ось он и приловчился залазить на вершины тополей, шо росли за селом в леваде. Думал, с высоты виднее… Там его и нашли: мабуть, сорвался и разбился вусмерть.

      Отец разом откусил половину яйца, заев его долькой чеснока и запив кислым домашним квасом. Не спеша отёр губы.

      – Так-то… А нема того края, зовсим. Земля-то круглая, як куля. Может и Вселенная такая же куля, тилькы изнутри. Хто знает…

      Лёнька легко представил те тополя, поскольку возле Новопокровки тоже тянулись ввысь сребролистые великаны со стволами в три обхвата. Когда летом из степи налетал сухой ветер, плотные кожистые листья (тёмно-зелёные глянцевые с лица и серебристо-матовые с изнанки) шумели тягучим, тяжёлым накатом морского прибоя, переливались мелкими водяными бликами, вздувались парусами на скрипучих корабельных мачтах, порождая иллюзию, что солёные брызги мгновенными оспинами тают на лице. Тополя посадили первые поселенцы, которые везли заветные саженцы чуть ли не с той самой Полтавщины.

      Вместе с деревенскими пацанами лазил Лёнька на деревья. Как можно выше. Каждый старался превзойти товарища в ловкости. Что ими двигало? Соперничество? Геройство? Азарт? Трудно сказать. Но родители об этих «подвигах», естественно, не подозревали. Иначе ремня им было не миновать.

      Однажды Лёнька взобрался чуть ли не на самую верхушку тополя. Как-то само собой получилось: лез, лез и вдруг обнаружил себя вцепившимся в две тонкие ветки (скорее даже прутья, готовые подломиться в любой момент) и воткнувшим правую ногу в развилку между ними (левая благополучно болталась в воздухе). По ветке вверх-вниз деловито ползали муравьи, слегка щекоча кожу, когда перебирались через Лёнькины пальцы. Короткая волна страха ошпарила