Хайшенвей. Миллионка. Ирина Зиновьевна Мутовчийская

а ты только глаза продрал!

      – Ты Николка, зажрался! Живёшь с батей и мамкой и не понимаешь, что мне сестрёнку малолетнюю и бабку кормить надо. Один я кормилец остался! Я всю ночь момент ловил, чтобы рыбу стибрить у ходи китайца!

      – Гришка, ты что? Воровать нехорошо! Батюшка Феофан говорит…

      – Слушай, Николка, а иди ты домой! Разбудил меня и спасибо, а то я что-то заспался, после ночной! А теперь иди, иди! Иди, тебя мамочка ждёт!

      – Гришка, ну ты что, обиделся? Ну не злись! Сам знаешь, язык у меня… Сначала говорю, а потом думаю! Ну, Гришка!

      – Ладно, Николка. Не злюсь. Я так устал, что даже злиться на тебя сил нет! Так что там про убитого мужика?

      – Да и не мужик он вовсе, а парень молодой! Лет на пять нас с тобой старше! Руки у него отрублены! А казённая рубаха изрезана в лоскуты!

      – Казённая рубаха? А он, что, на службе?

      – А я тебе не сказал? Филька говорил, что парень матрос.

      – Ну, все, сейчас опять полиция набежит! Всю Миллионку обложат! Неделю ничего не стибришь!

      – Григорий, побойся бога! Я тебе про душу убиенную, а ты про воровство!

      – Поголодаешь с моё, тогда по-другому запоёшь! Когда у Соньки живот вздувается от голода, все посторонние души побоку! Слушай, Николка, а уйди-ка ты лучше сам, пока я тебя с лестницы не спустил!

      – Гриш, Гриша, ну послушай! Да не толкай ты меня! На! Рви его!

      – Кого?

      – Рви, Григорий, мой язык! Без языка мне будет лучше! Сколько бед он принёс мне, сколько ещё принесёт!

      – Слушай, иди ты к бесу вместе со своим языком! Угораздило же меня за тебя вступиться, когда те четверо манз тебя избивали!

      – Так не виноват я тогда был!

      – Какая разница! Прошёл бы я мимо, и жизнь моя была бы сейчас проще!

      Вялую перебранку мальчишек перебил крик женщины.

      – Гришенька, иди сюда! Сонюшка вся горит и что-то бормочет во сне!

      Кричала бабушка Гриши. Два года назад, когда отца и мать Гриши кто-то зарезал в переулке, ее парализовало. С тех пор несчастная женщина мучилась, наблюдая за тщетными потугами мальчика и не в силах ему ничем помочь. Кровать неделю назад продали чтобы расплатиться с долгами, и поэтому Серафима Михайловна и ее внучка спали на какой-то дерюжке, на полу. Ночью из щелей дуло немилосердно. Бабушка, как могла, кутала внучку и прижимала к себе. Слава богу, хоть руки ей господь оставил. Но где-то посреди ночи сон сморил ее, и Соня во сне перекатилась к окну, прямо под одну из самых больших щелей. Когда под утро она приползла к бабушке, старая женщина сначала ничего не поняла, а когда поняла…

      – Гриша, беги быстрей к доктору! Ну, чего ты стоишь?

      – Бабушка, не пойдёт к нам доктор. Денег нет.

      – Но как же… Сонюшка же горит вся.

      – Не пойдёт доктор. Тот, который был добрый, застрелился прямо на пирсе от тоски, когда судно в Россию уходило, а новый, говорят, лютый! И на крыльцо своей больницы без денег не пускает.

      – Но есть же другие врачи, не один же