Убожественная. kassyi

кто сейчас числится сотрудниками нашей странной конторы, вкратце сообщала им мою историю. Чтобы не задавали ненужных вопросов.

      Но это было потом. А тогда я просто перенимала у Ритки умение казаться, а не быть. Наука эта была дьявольски занимательной. Я тратила на нее все свое время. И не знала, чем занимался в мое отсутствие Саша. И не думала об этом. Когда же запах перегара и валяющиеся повсюду пустые бутылки пробились сквозь мою заново отращенную гибкую броню, сделать нельзя было уже ничего. Только разводиться.

      Но я ни о чем не жалею. В те годы было много плохого, но и очень много хорошего. В те годы я нашла себя и окончательно стала собой. Собой нынешней. Упрямой, неунывающей, разборчивой в друзьях, скрытной, вернее, умеющей менять маски, общительной, самостоятельной… В те годы, еще до развода, появились и первые, еще смутные и неоформившиеся, идеи того, чем я и все мы занимаемся сейчас.

      Но тех, кто убил Дмитрия и Ларису Глотовых, так и не нашли. Ох, этот дождь. Вечный вязкий дождь… Никто из свидетелей не мог или не хотел вспоминать. Не крутился ли кто-нибудь возле машины незадолго до взрыва? Не было ли вокруг чего-нибудь подозрительного? Не ушел ли кто-нибудь из ресторана сразу после взрыва? Все молчали… Может быть, если бы нашелся человек, запомнивший что-нибудь подозрительное и рассказавший об этом оперативникам, то был бы шанс найти убийц?

      Наконец я поняла, что меня гложет. Пусть Ритка говорит, что хочет, но завтра я пойду в милицию и расскажу все, что знаю о незнакомце. Пусть мне известно очень мало. Неважно. Любая мелочь имеет значение. Я не знаю, кто и почему убил его. Не исключено, что на самом деле он был вовсе не благородным рыцарем, а мерзавцем. Это неважно. Главное – всё рассказать. Если это хоть чуть-чуть поможет, значит, уже не зря.

      Есть еще одна вещь… О ней я не говорила даже Ритке. Тогда, на моей свадьбе… Разгоряченная танцами сияющая Ларочка со счастливым вздохом плюхнулась рядом со мной на стул, коснулась губами бокала – не с шампанским, а с простой водой, и, внезапно обхватив меня горячими руками за шею, прошептала в самое ухо: «Надька! С ребеночком не затягивайте! Если поторопитесь, мы сразу два поколения в один детский сад отдадим!» Знал ли папа? Сказала ли она ему? Брату или сестре было бы сейчас девять лет… Видно, не судьба.

      Интерлюдия

      Живу я или не живу – какая разница?

      Лишь черти в драных башмаках смеются-дразнятся.

      Останусь вековать здесь бобылихою

      Или к чертям пойду плясать-гулять купчихою?

      А под-над полем солнце караваем черствым катится.

      Живу я или не живу – какая разница?

      Дожди слезьми распорют щек платочек шелковый.

      Стареешь, девка… Плачет волк, в капкан защелкнутый.

      Бегу по скотному двору – дурная курица.

      Хозяин курит самокрутку, ждет да хмурится.

      Ох, ловко, шельма,