Лето горячих дел. Валерий Шарапов

обе коленки, да по нескольку раз. Всю жизнь будешь на костылях ходить. И кому ты будешь нужна? Особенно замуж. Кто послал, отвечай быстро!

      – Герр Дитрих, – пролепетала девица.

      – Звание герра Дитриха?

      – Штурмфюрер СС.

      – Ты из фольксштурма?

      Девица быстро закивала.

      – Где находится герр Дитрих? Где ваша база?

      В ответ молчание.

      Комов приставил дуло пистолета к коленке снайперши.

      – Где ваша база? Отвечай. Считаю до двух и стреляю. Раз…

      Девица скороговоркой назвала адрес.

      – Ну, вот и отлично! Жигов, прибери оружие. Пошли. Будем базу брать, пока не разбежались, как крысы. – Комов тронул за плечо застывшего Волошина.

      – Пошли.

      Выходя из комнаты, он обернулся и кивнул. Жигов кивнул в ответ, что понял.

      Когда они спускались по лестнице, раздалась автоматная очередь.

      – Ее бы в комендатуру, а потом к контрикам… – посетовал Волошин.

      – Ей больше нечего сказать, а одну оставлять нельзя – сбежала бы и взялась за прежнее. Нацисты упертые. Герра Дитриха отведешь к контрикам. Кстати, ты знаешь, где этот дом с полуподвалом? Или ты не с нами?

      Комов вопросительно посмотрел на Волошина.

      – С вами, – не задумываясь, ответил тот. – А дом этот не очень далеко, через три квартала.

      Жигов быстро собрал бойцов, вооруженных автоматами ППШ, и они легким бегом устремились по указанному адресу.

      Дверь в полуподвал была заперта, но ее вышиб огромный мужчина по прозвищу Мамонт. Группа захвата ворвалась внутрь. В небольшом зале с низким потолком за столом сидели трое. Один из них был одет в форму СС. На этот раз обошлось без стрельбы. Никто даже не дернулся за оружием, а сразу же подняли руки вверх. Сильно жить хотелось.

      – Вот этих и заберешь в комендатуру. – Комов подмигнул Волошину. – Жигов, обеспечь конвоирование.

      Все участники этой операции были награждены орденами и медалями, включая капитана Волошина.

      Вернувшись в Москву, Комов вошел в квартиру, где он проживал вместе с матерью (отец погиб в ополчении), и остолбенел от обилия пыли и неприятных запахов. Мать еще не вернулась из Средней Азии, куда была эвакуирована в начале войны. За все время от нее пришло всего три письма.

      «Жива ли она?» – мелькнула мысль.

      Произведя генеральную уборку и помывшись в ванной, Комов, закутавшись в простыню и усевшись на диван, начал думать о своих неясных перспективах. Привыкнув к рваному ритму военной жизни, он не мог понять, а чем ему дальше заниматься. Демобилизоваться, восстановиться на исторический факультет? Возможно, но успеется. Лето лишь началось. Надо расслабиться, стараться привыкнуть к покою. А на какие шиши расслабляться?

      Комов вспомнил про странную картину, подаренную ему Жиговым. Может быть, она каких-нибудь денег стоит? Надо попробовать продать.

      Он отправился к школьному учителю истории, который увлекался антиквариатом. У того при взгляде на картину аж очки сползи с носа.

      – Это же Эрнст, выдающийся сюрреалист. Откуда она у тебя?

      Комов пожал