Труды и дни. Михаил Москвин-Тарханов

видел её лишь мельком раньше, когда бывал у Лиды до войны, но ему показалось, что за эти три года она совершенно не изменилась. Те же рыжевато-золотистые волосы, пробор сбоку, такую причёску модницы называли «Чикаго». Никаких украшений, ни бус, ни серег, строгое летнее светло-серое платье из ситца с лиловатым отливом и мелким узорчиком в сеточку, без кружев. Федя знал от Сони, что теперь такая мода – «военный минимализм».

      В большой комнате был накрыт стол, стояли чашки, разное печенье и пастила к чаю. Комната напомнила Феде столовую в их доме, может быть, из-за массивного резного дубового буфета и бронзовой люстры стиля модерн с цепями и хрустальными фонарями, только вместо грифонов на ней были позолоченные лебеди и резвящиеся дельфины. Леокадия Александровна была красива, добра, мила, проста и обаятельна. Стоящая рядом с ней Лида явно гордилась своей мамой, как будто все мамины достоинства были и её заслугой. Федя быстро перестал смущаться, чувствовал себя свободно, как дома, и разговор за чашкой чая потёк плавно сам собой.

      – Федя, мне так много о Вас рассказывали, а всё не получалось посидеть и поговорить, что поделать, война, – Леокадия улыбнулась.

      Открылась дверь комнаты, вошли две очень пожилые дамы, Федя быстро встал и слегка поклонился. Он догадался, что это были бабушка Евдокия Карповна и её компаньонка.

      – Здравствуйте, Василий Дмитриевич, Вы, стало быть, опять к нам. Клянусь, мы всё приберем. Не надо закрывать нас, ну пожалуйста, – бабушка улыбалась искательно и умильно.

      – Мама, это Федя Родичев, одноклассник Лиды.

      – Вижу, вижу, что Родичев, Василий Дмитриевич.

      – Да нет, это его внук Федя, Федя, внук Василия Дмитриевича.

      – Внук, вот как… Внук, ну пусть будет внук, – бабушка пожевала губами. – Ну, мы пойдём к себе, а вы сидите, беседуйте. Ваше дело молодое.

      Бабушку тихо увели. Лида пошла и прикрыла дверь. Леокадия вздохнула:

      – Лида очень болела в Куйбышеве, и на ней ещё была бабушка. Она пропустила год и пойдёт только в девятый класс. Но она не хочет в свою старую школу. Может быть, напрасно, как Вы считаете?

      – Я не хочу учиться в младшем классе в старой школе, как второгодница. И потом эта школа будет с этого года для мальчиков, вряд ли мне можно будет туда вернуться, – Лида посмотрела на Федю.

      – Я думаю, Леокадия Александровна, что Лида права. В нашей школе девочки останутся только в десятом классе, может быть, только часть в девятом. Лиде будет неуютно. Потом у нас военная подготовка, трудовые сборы, дежурство. Лида много болела, ей такая нагрузка будет не по силам.

      – Ну что же, значит, пусть будет так. А Вы куда собираетесь поступать после окончания? Надо будет поступить в институт, чтобы Вас не призвали. Войне скоро конец, враг уже разбит под Курском, американцы в Италии, Муссолини арестован. Призывать образованных юношей больше не будут.

      – Вы знаете, я бы хотел успеть на войну, но боюсь, что не успею, вряд ли она продлится ещё год, – Федя вздохнул.

      – Федя,