Поминки по Финнегану. Книга 1. Глава 7 – Шем Писарев. Авторский перевод. Джеймс Джойс

удто аборигинально был он респектабленного сте́бленья (был он внезаконцем меж линиями Рагонара¹ Блаубарба² и Хоррильда³ Власожёска и зятьственник Капитану 'Достопочливному и Преоподдубному М-ру Ббердвуду⁴ де Троп⁵ Блоггу⁶ был среди его самых отдаленных ро́дсвязней⁷), но каждый честно́го слова человек в стране пространства сегоднии знает что его оборотная жизнь не выдержит бывать написанной об лишь черным по белому⁸. Складывая правду и неправду вместе прострел может быть сделан на что этот гибрид бы вообще-то похож был взглянуть на.

      Шема телесный встан, кажись, включал струг черепа¹, одну осьмёшку озлорно́го глаза², всямку носа, одну руку онемелую вверх по рукаву, сорок две волосины дрыз его некороны, осьмнадцать его стебучей губе, трио усиков из его меега подбородка (лосеятеля свын³), ложное плечо выше правого, весь уши, искусственный язык с естественным загогулем, ни одной стопы опереться на б, пятерню больших пальцев, слепой желудок, глухое сердце, рыхлую печень, две пятых от двух ягодиц, сто шустрнадцать эвердюпойдцев⁴ для него, мужкорень всего зла, салмонкельта худородич⁵, угрякровь по взморзлым пальцам ног, пузырь триждутый, так сильно как что молодой Мастер Шемми в свой первый дебош⁶ на самой заре протоистории видя себя таким-то и таким-то, когда игрючи с чертопословцами⁷ в своих садовых яслях, Грифотрофио⁸, Свильнюская Рылица 111, Шувлин, Старая Гавляндия, (вернуться нам б что-ль сейчас за франтов шеренгами и сенсами⁹? так может за аннами и аннами¹⁰? так может за полной двацнёй восемь и лиреттой¹¹? за двенадцатью блоками один боб¹²? за четырьмя тестерами один грот¹³? ни за динар! ни за джо¹⁴!) дикти́торствовал к всех своих маленьких бруидов и сластрёнок первую загадку вселенной: спрашивая, когда есть мужик не мужик? говоря им не спеши, девчура́, и обожди пока прилив не станет (ибо с первого дня его была то двухнедельщина) и предлагая награду в горько-сладкого краба¹⁵, маленький презент из прошлого, ибо их бронзовый век был еще нечеканен, победителю. Один сказал когда небеса были задрожами, второй сказал когда Богемеандовы губы, третий сказал когда он, нет, держи крепче одну сек, когда был он а) гнойстиком и б) ерешительным, следующий сказал когда ангел смерти сыграет в жизни ящик¹⁶, еще один сказал когда вином за разум заходит, а всё еще один когда прелестная уха́женка склонится чтоб побудить его¹⁷, один из малышовейших сказал ме, ме, Се́м, когда паппа клал обоим в кости́ ноя¹⁸, один из остряшных сказал, когда он ейсть йе яблокухен и он змазь себён как жукен, всё ж один сказал когда ты стар я сер пасть полнмы сном, и всё еще другой один когда нарви до дева́х нерв¹⁹, а еще другой когда он только вот после побываючи как обра́зенным²⁰, еще другой когда йи, у него нет мананов²¹, и один когда дозовые свиньи они начнут сейчас когда взлетят навозом дух²². Все ошибались, так что Шем сам, доктатор, забрал пирог²³, правильное решение бывая – все сдаются? – когда он э – ваш до раздирания каменьиц²⁴, – Шам²⁵.

Про низость Шема (1)

      Шем был мошеммиком и низким мошеммиком и низость его выползала в первую очередь путем съестных. Так низок был он что предпочитал Гибсенского¹ чаепитного лосося консервного, как недорогого так и угождающего, упитаннейшему икрой-тяжлённому лахсу или резвейшей пестрятке или серебряночной форельке что когда-либо сбагривалась меж Лейкслипом² и Айленд Бриджем³ и много было раз повторял он в своем ботулизме⁴ что никакое джунглерощенное пиньяблоко никогда не присмакивалось как кони те что вытряхиваешь ты из банки Ананиясов⁵, Финдлейтер⁶ и Гладстона, Угловой Дом⁷, Енглея. Ни одна из твоих в дюйм толщиной голубокровых Балаклав⁸ зажаренных-на-веры-кострёбрышках или сокожелейных голяшек Грехсовой топлёной баранины или сальнохрящевых хряков групонов или ломоть на сляб слачной гусегрудки с кусманом после отвала сливопуддинговой начинки всей на плаву в топи морёнодубной подливы для этого пугрекосердного юда⁹! Росбиф из Старой Зеландии! он не мог к нему прикуситься. Видишь что бывает когда твой соматофаговый¹⁰ водяной западает на виргиторианскую лебедицу? Он даже навообежал сом с собой и стал о́тцынком, говоря что лучше б он гораздо скорее прочавкал с грехом пополам через чечевичное крошево в Европе чем встревал в Дурляндское лущёненькое горошево¹¹. Раз когда среди тех бунтовщиков в состоянии безнадежно беспомощной интоксикации рыбоядный этот пытался поднести сцитрундовую кожуру к обеей ноздре, икая, очевидно сэкспромтен привычкой он имел со своей гортанной смычкой, что он мог бы процветочить вечно и запахом единым, как сцытр, как кедр, подобно цедре, с источников, на горах, с лимоном поверх, Ливана. О! низость его была ниже всего вплоть до втопленна куда! Никакой подобаемо-подобной огневоды или перводносимого первачка или глоткожгущего джина или честно́й буротёмной пивищи. О дорогая нет! Вместо того трагический паяц же захныкался пшеноючной тошно от жизни на нечтом вроде мандаре́веньской зжелтёной искросиней вендиговой диодаяновой¹² бормотухи выжатой из кислого виногрейпного сакэ и, послушать его меж его седиментальных губков¹³ когда жадно троглотил он мумуму слишком ммммного тыквин её нарыгаясь на почти таких же низких сопо́йловцев, которые всегда знали