Этажи. №2. Март 2016. Литературно-художественный журнал

вам Москва метала праздничную икру —

      фонари слипались и лопались на ветру,

      а теперь в конфорках горит украинский газ,

      а теперь по Арбату гуляет чеченский спецназ.

      Лишь таджики-дворники, апологеты лопат,

      вспоминая хлопок, приветствуют снегопад.

      Даже воздух переживает, что он – ничей:

      не осталось в городе истинных москвичей.

      Над кипящим МКАДом высится Алигьери Дант,

      у него в одной руке белеет раскаленный гидрант,

      свой народ ведет в пустынные облака,

      и тебе лужковской кепкой машет издалека.

      «Чтоб не свернулся в трубочку прибой —…»

      Чтоб не свернулся в трубочку прибой —

      его прижали по краям холмами,

      и доски для виндсерфинга несут

      перед собой, как древние скрижали.

      Отряхивая водорослей прах,

      не объясняй лингвистке из Можайска:

      о чем щебечет Боженька в кустах —

      плодись и размножайся.

      Отведай виноградный эликсир,

      который в здешних сумерках бухают,

      и выбирай: «Рамштайн» или Шекспир —

      сегодня отдыхают.

      Еще бредет по набережной тролль

      в турецких шортах, с черным ноутбуком,

      уже введен санэпидемконтроль —

      над солнцем и над звуком.

      Не потому, что этот мир жесток

      под небом из бесплатного вайфая:

      Господь поет, как птица свой шесток —

      людей не покидая.

      «Я люблю – подальше от греха…»

      Я люблю – подальше от греха,

      я люблю – поближе вне закона;

      тишина укуталась в меха —

      в пыльные меха аккордеона.

      За окном – рождественский хамсин:

      снег пустыни, гиблый снег пустыни,

      в лисьих шкурках мерзнет апельсин,

      виноград сбегает по холстине.

      То увянет, то растет тоска,

      дозревает ягода-обида,

      я люблю, но позади – Москва,

      засыпает в поясе шахида.

      Впереди – Варшава и Берлин,

      варвары, скопцы и доходяги,

      и курлычет журавлиный клин

      в небесах из рисовой бумаги.

      Мы – одни, и мы – запрещены,

      смазанные кровью и виною,

      все мы вышли – из одной войны,

      и уйдем с последнею войною.

      Анна Агнич

      Ночная почта

      1

      Из окна спальни родителей, бывшей Оксаниной детской, виден угол необычного дома. Он построен в начале двадцатого века в стиле модерн, но в нем нет характерной для модерна томной изысканности. Дом со всех сторон облеплен чудищами, как если бы химеры вышли из ночных кошмаров и взгромоздились на карнизы и крышу.

      Киевляне так его и зовут – «дом с химерами» и рассказывают о нем легенды. Будто бы жил в Киеве купец, и больше всего на свете он любил свою дочь. Девушка утонула в Днепре, а купец сошел с ума, на все деньги построил этот безумный дом и довольно скоро умер. По другой версии, утонула дочь