Длинная серебряная ложка. Приключения британцев в Трансильвании. Екатерина Коути

в предвкушении завтрашней поездки он готов был в любую минуту пуститься в пляс. А во- вторых, вид кровати с колючим продавленным матрасом и засаленной подушкой, на которой виднелся отпечаток чьей-то ноги, не располагал к визитам в царство Морфея. Хорошо хоть предусмотрительная Бригитта поставила каждую ножку кровати в миску с водой. Не придется всю ночь служить банкетным столом для клопов.

      Порывшись в саквояже, Уолтер вынул блокнот в кожаной обложке с золотым тиснением. Первые несколько листов были вырваны еще до того, как сия вещица попала в антикварную лавку, где ее и обнаружил юный Стивенс. Иногда он задумывался: что же было на этих страницах? Хотелось надеяться, что записки о кругосветном путешествии, а не подсчет карточных долгов.

      Пододвинув поближе сальную свечу, копоти от которой было больше, чем света, он тщательно вывел химическим карандашом – «Рассказ о моих приключениях». Немного подумав, добавил «зловещих».

* * *

      В то время как мистер Стивенс ютился возле тусклой свечи, в особняке фабриканта Штайнберга свет горел во всех комнатах. Даже в тех, где в данный момент никто не находился. От подобной иллюминации не было практической пользы, но был в ней глубокий смысл. Как и в мраморных лестницах с позлащенными перилами, и в обоях с рисунком а-ля Уильям Моррис, один метр которых стоил больше, чем вся деревня. А если бы перед курами герра Штайнберга, занимавшими отделанный кафелем курятник, бросили пригоршню монет, птицы скорчили бы кислую мину.

      Комната герра Леонарда гармонировала бы с великолепием этого дома, кабы не копоть на лепном потолке, из-за чего резвящиеся ангелочки-путти напоминали жителей Конго. Но белить потолок раз в два дня – а именно с такой частотой здесь происходили катастрофы – слуги отказались наотрез.

      Чувствуя себя белым сагибом, устроившим засаду на льва, Леонард Штайнберг склонился над микроскопом. Как жаль, что приходится работать по ночам! Никакой газовый рожок не сравнится с лучами солнца. Но о том, чтобы взяться за микроскоп днем, не могло быть и речи.

      Сокрушался ученый недолго. В образце воды, собранном на кухне трактира, помимо всего прочего оказалась весьма занимательная амеба. Она осваивалась на новом месте и начинала вести себя интересно. Затаив дыхание, Леонард наблюдал за ее движениями, становившимися все увереннее, все грациозней.

      – Леонард!

      По коридору прогрохотал высокий, плотно сбитый мужчина средних лет. Нафабренные фельдфебельские усы торчали по сторонам. Волосы были черными с проседью, точнее – седыми с проблесками черноты. Но жизнь делового человека – не ложе из роз.

      – Леонааард!

      Как обычно, отец вошел без стука и чуть замешкался на пороге, когда юноша, не отрываясь от окуляра, сделал предупредительный жест.

      – Чу! Ты ее вспугнешь.

      – Кого – ее? А, опять твои финтифлюшки!

      Леонард нехотя отошел от стола и, опустив руки по швам, вытянулся перед Штайнбергом, воплощая сыновнюю почтительность.

      – Это не финтифлюшки, это начало моего карьерного