Дракон цвета любви. Галина Гончарова

и обработанные. И чем же думала Лелея? Странная богиня, жертвенники которой все же стоят в Санторине, не наравне с Сантором, но, пожалуй, почти такие же посещаемые. И сколько же женщин к ним ходят, а иногда и мужчины.

      В Санторине чтят только Сантора, но Лелея…

      Ее опасаются. Ведь богиня может раздавить в своей руке даже самое сильное сердце. Вот и раздавила. Погибло сердце евнуха – и жертвой на его могиле стал тор Санторина. Какая ирония!

      Евнух коснулся руки Баязета:

      – Сынок…

      Принц аж вскинулся от гнева:

      – ЧТО?!

      – Окажи мне последнюю милость? Убей меня?

      А вот этой просьбы Баязет не ожидал.

      Понятно, он собирался и так убить евнуха, ну глупо же оставлять в живых того, кто предал своего господина и повелителя. Но не сразу же? Не сейчас? Не при стражниках, которые ему помогли, то-то достойная награда за заговор, чтобы все увидели…

      Евнух как понял. Вскинул голову, заговорил громче, отчетливее, так, что даже крики химер перекрыл:

      – Ты не думай… я не со зла. Я все передал преемнику, он ничего о заговоре не знает, ты проверь потом. Он хороший, Хаджи-бар:[1] он справится. А меня ты убей. Здесь и сейчас. Своей рукой, сможешь ведь?

      – Смогу, конечно. – Баязет почему-то решил поддержать безумный разговор. Хотя понятно почему. Потому что стража слушает, потому что наутро это станет Историей. Да, именно так, с большой буквы. – Но зачем тебе умирать? Живи сколько отпущено, служи мне…

      – Мне незачем жить, тор. Единственный человек, которого я любил… единственная душа – ушла. И я хочу к ней, к Алите. Освободи меня своей волей – и убей. И я пойду искать ее и падать в ноги Лелее… я жил только ради мести, я ее совершил, я могу быть свободен.

      Баязет наклонил голову.

      А пожалуй, евнух заслуживает уважения?

      Останься он в живых… да, Баязет убил бы его. Но вот здесь и сейчас он может признать очевидное. В искалеченном теле живет душа бесстрашного воина. Жила, задавленная грузом лет, обстоятельств, неурядиц, а потом пришел момент – и она выглянула наружу. Да так мощно…

      – Пожалуй, я сделаю больше, чем ты просишь. Ты знаешь, где похоронили твою Алиту?

      – Не хоронили нигде. Сожгли и пепел над заливом развеяли.

      – Если пожелаешь – я прикажу сделать с твоим прахом то же самое.

      Евнух (Баязет даже имени его не помнил, он всегда говорил о себе: «Я лишь прах под ногами моего господина») медленно поклонился:

      – Сделай это, Величайший. Прошу.

      Баязет кивнул.

      Блеснул в руке острый клинок, жертва и охнуть не успела. Повалился наземь, дернулся пару раз – и всё. Баязет бил наверняка, чтобы сразу в сердце, без мучений. И повернулся к страже:

      – Ну?! Слышали, о чем говорил? Положить честь честью на костер, пепел собрать и над заливом развеять.

      Стражников и уговаривать не пришлось. И разговор слышали, и понимали – по-человечески. Правильный это поступок, так и надо было сделать. Баязет довольно ухмыльнулся.

      Да, вот так и должно.

      Именно из таких действий и складываются

1

«Бар» – приставка в санторинском для рабов и рабынь. Обязательна для произнесения и обозначения статуса. (Здесь и далее – прим. авт.)