Охотник. Тана Френч

было, что нет у вас папки. И стыдно, что мне годная одежда не по карману.

      – Мне насрать было, что он уехал, – говорит Трей. – Да и насчет одежды насрать.

      – Я знаю.

      Кухня пахнет беконом и капустой. Мать двигается медленно и ровно, словно растягивает запас сил.

      – Если совесть его заест как следует, – говорит Шила, ссыпая крошки из ладони в мусорное ведро, – он от этого сбежит.

      Шила тоже хочет, чтоб он ушел. Трей не удивляется, но это знание не очень-то ее утешает. Хвати у Шилы сил выселить Джонни, она б это уже устроила.

      По коридору несется сонный плач:

      – Мамочка!

      С тех пор как отец уехал, Аланна спала с матерью, но ее плач доносится из комнаты Лиама. Шила вытирает руки о посудное полотенце.

      – Дотри стол, – говорит она и уходит.

      Трей запихивает остаток хлеба в рот и протирает стол. Слушает, как бормочет капризно Аланна, как беспокойно шевелятся деревья. Заслышав хруст шагов за входной дверью, щелчком пальцев зовет с собой Банджо и двигает спать.

      3

      Лена идет домой утром, уже жарко и трещат насекомые. Отправляясь к Келу, иногда она оставляет машину дома – особенно для того, чтобы назавтра вот так шагать домой пешком, лениво и вразвалочку, в мятой одежде, и солнце в лицо, и запах Кела на коже. Так она чувствует себя молодой и немного бесшабашной, ей бы еще туфли нести в руке, будто вытворяла что-то буйное и наслаждалась каждой минутой. Давно не выпадало Лене ничего буйного, что хотелось бы вытворить, но вкус этот ей по нраву.

      От Норин Лена собиралась некоторое время держаться подальше. С сестрой она ладит – в основном позволяя привольно изливаться потоку сестриных советов и предложений, – но предпочла бы погодить немного, прежде чем обсуждать Джонни Редди, а Норин ожидание переносит плохо. В том, чтобы совать свой нос во все подряд, и состоит, среди прочего, работа Норин. Лена подозревает, что Норин вышла замуж за Десси Дуггана – по крайней мере, отчасти – ради того, чтоб оказаться за прилавком, то есть в центре тяготения, куда устремляются любые сведения из Арднакелти и шире. Пока они были детьми, лавку держала миссис Дугган, мать Десси. Она была крупной непроворной женщиной с тяжелыми веками, от нее пахло притиранием “Викс” и “грушками”[9]; Лене она никогда не нравилась. Миссис Дугган дело было до всего, а вдобавок она еще и копила это все без разбору, всасывала, что слышала, и хранила подолгу, иногда годами, и извлекала на свет, только когда оно имело наибольшую силу. Норин же, напротив, человек широкой души и удовлетворение получает не от накапливания или применения того, что ей известно, а от разбазаривания охапками – кому угодно, лишь бы слушали. Лена не против – на ее взгляд, Норин заслуживает все свое удовлетворение до капли, ухаживая за Димфной Дугган, коя теперь обширна, из-за своего ишиаса едва-едва выходит из дому, плоское хладноглазое лицо в гостиной – смотрит, как мимо скользит деревня. Это значит, что уж если кто знает хоть что-то о том, в какую передрягу вляпался Джонни в Лондоне, так это Норин.

      Лена в чужие дела не лезет. К этому решению она пришла в тот же день, когда собралась выйти замуж за Шона Дунна.

9

“Грушки” (англ. pear drops) – британская мелкая карамель в форме груши, наполовину желтая (банановый вкус), наполовину розовая (грушевый вкус).