Палата № 6. Антон Чехов

Только одна из них, одетая Аидой, искоса взглянула на него, чему-то улыбнулась и проговорила зевая:

      – Брюнет пришел…

      У Васильева стучало сердце и горело лицо. Ему было и стыдно перед гостями за свое присутствие здесь, и гадко, и мучительно. Его мучила мысль, что он, порядочный и любящий человек (таким он до сих пор считал себя), ненавидит этих женщин и ничего не чувствует к ним, кроме отвращения, ему не было жаль ни этих женщин, ни музыкантов, ни лакеев.

      «Это оттого, что я не стараюсь понять их, – думал он. – Все они похожи на животных больше, чем на людей, но ведь они все-таки люди, у них есть души. Надо их понять и тогда уж судить…»

      – Гриша, ты же не уходи, нас подожди! – крикнул ему художник и исчез куда-то.

      Скоро исчез и медик.

      «Да, надо постараться понять, а так нельзя…» – продолжал думать Васильев.

      И он стал напряженно вглядываться в лицо каждой женщины и искать виноватой улыбки. Но – или он не умел читать на лицах, или же ни одна из этих женщин не чувствовала себя виноватою – на каждом лице он читал только тупое выражение обыденной, пошлой скуки и довольства. Глупые глаза, глупые улыбки, резкие, глупые голоса, наглые движения – и ничего больше. По-видимому, у каждой в прошлом был роман с бухгалтером и с бельем на пятьдесят руб лей, а в настоящем нет другой прелести в жизни, кроме кофе, обеда из трех блюд, вина, кадрили, спанья до двух часов…

      Не найдя ни одной виноватой улыбки, Васильев стал искать: нет ли умного лица. И внимание его остановилось на одном бледном, немножко сонном, утомленном лице… Это была немолодая брюнетка, одетая в костюм, усыпанный блестками; она сидела в кресле, глядела в пол и о чем-то думала. Васильев прошелся из угла в угол и точно нечаянно сел рядом с нею.

      «Нужно начать с чего-нибудь пошлого, – думал он, – а потом постепенно перейти к серьезному…»

      – А какой у вас хорошенький костюмчик! – сказал он и коснулся пальцем золотой бахромы на ко сынке.

      – Какой есть… – сказала вяло брюнетка.

      – Вы из какой губернии?

      – Я? Дальняя… Из Черниговской.

      – Хорошая губерния. Там хорошо.

      – Там хорошо, где нас нет.

      «Жаль, что я не умею природу описывать, – подумал Васильев. – Можно было бы тронуть ее описаниями черниговской природы. Небось ведь любит, коли родилась там».

      – Вам здесь скучно? – спросил он.

      – Известно, скучно.

      – Отчего же вы не уходите отсюда, если вам скучно?

      – Куда ж я уйду? Милостыню просить, что ли?

      – Милостыню просить легче, чем жить здесь.

      – А вы откуда знаете? Нешто вы просили?

      – Просил, когда нечем было платить за учение. Хотя бы даже не просил, это так понятно. Нищий, как бы ни было, свободный человек, а вы раба.

      Брюнетка потянулась и проводила сонными глазами лакея, который нес на подносе стаканы и сельтерскую воду.

      – Угостите портером, – сказала она и опять зевнула.

      «Портером… –