Петербург. Стихотворения (сборник). Андрей Белый

тот, которого вы давеча застали в моем кабинете?»

      – «Ну да – тот самый…»

      – «Александр Иванович Дудкин!.. Нет… Что вы…»

      И сказавши «что вы», Николай Аполлонович подумал:

      – «Ну, зачем я это «что вы» сказал».

      И подумав, прибавил:

      – «Так себе, заходит ко мне».

      ………………………

      – «Если… если… это нескромный вопрос, то… кажется…»

      – «Что, папаша?»

      – «Это он приходил к тебе по… университетским делам?»

      …………………..

      – «А впрочем… если мой вопрос, так сказать некстати…»

      – «Ничего себе… приятный молодой человек: бедный, как видно…»

      ………………………

      – «Он студент?..»

      – «Студент».

      – «Университета?»

      – «Да, университета…»

      – «Не технического училища?..»

      – «Нет, папаша…»

      Аполлон Аполлонович знал, что сын его лжет; Аполлон Аполлонович посмотрел на часы; Аполлон Аполлонович нерешительно встал. Николай Аполлонович мучительно почувствовал свои руки, сконфуженно забегал глазами Аполлон Аполлонович:

      – «Да, вот… Много на свете специальных отраслей знания: глубока каждая специальность – ты прав. Знаешь ли, Коленька, я устал».

      Аполлон Аполлонович о чем-то пытался спросить потиравшего руки сына… Постоял, посмотрел, да и… не спросил, а потупился: Николай Аполлонович на мгновенье почувствовал стыд.

      Механически протянул Аполлон Аполлонович сынку свои пухлые губы: и рука тряхнула… два пальца.

      – «Добрый вечер, папаша!»

      – «Мое почтенье-с!»

      Где-то сбоку зашаркала, зашуршала и вдруг пискнула мышь.

      ………………………

      Скоро дверь сенаторского кабинета открылась: со свечою в руке Аполлон Аполлонович пробежал в одну ни с чем не сравнимую комнату, чтоб предаться… газетному чтению.

      ………………………

      Николай Аполлонович подошел к окну.

      Какое-то фосфорическое пятно и туманно, и бешено проносилось по небу; фосфорическим блеском протуманилась невская даль и от этого зелено замерцали беззвучно летящие плоскости, отдавая то там, то здесь искрою золотой; кое-где на воде вспыхивал красненький огонечек и, помигав, отходил в фосфорически простертую муть. За Невою, темнея, вставали громадные здания островов и бросали в туманы блекло светившие очи – бесконечно, беззвучно, мучительно: и казалось, что – плачут. Выше – бешено простирали клочковатые руки какие-то смутные очертания; рой за роем, они восходили над невской волной; а с неба кидалось на них фосфорическое пятно. Только в одном, хаосом не тронутом месте, там, где днем перекинут Троицкий Мост, протуманились гнезда огромные бриллиантов над разблиставшимся роем кольчатых, световых змей; и свиваясь, и развиваясь, змеи бежали оттуда искристой чередою; и потом, заныряв, поднимались к поверхности звездными струнками.

      Николай Аполлонович загляделся на струнки.

      ………………………

      Набережная была пуста. Изредка проходила черная тень полицейского, вычерняясь в светлый