Полёт «шмеля». Юрий Ерошкин

улыбнулся Аркадий Михайлович.

      Эти показания выбили из фармацевта крепкие ребята из одной подмосковной банды, главарю которой Шмелевский помог избежать большого тюремного срока, слегка подтасовав улики.

      – В таких делах, Галина, своя рубашка всегда ближе к телу, как говорится. Так вот он рассказал, что снотворное, которым опоили Викентия Павловича, он достал по вашей просьбе, тем более что без рецепта такое снотворное не отпускают. Но эта немаловажная деталь почему-то ускользнула из поля зрения нашего дорогого следователя. Как и то, что сперма, которой была забрызгана маечка ребёнка, принадлежит ему. Согласитесь, в таком почти полуобморочном сне, в который вы с вашим приятелем ввергли Викентия Павловича, он вряд ли бы смог проявить свои мужские способности. Но об этом следователь почему-то тоже не подумал…

      Я для начала подниму вопрос об исследовании спермы, и мы узнаем, кому она принадлежит. Вы, кстати, даже дочь не пощадили, напоив и её снотворным, а после подучили, что ей нужно говорить следователю. Понимаю вас, Галина, вы хотели одним выстрелом так сказать убить двух или сколько там, зайцев. Стать хозяйкой московской квартиры, избавиться от престарелого мужа и, наверно, выйти замуж за своего фармацевта. Но спешу вас разочаровать. Квартира, в которой мы сейчас находимся не кооперативная, а ведомственная. И если Викентия Павловича осудят, то она отойдёт в ведение Министерства здравоохранения, а никак не вам.

      (Эти, как и многие другие высказывания Аркадия Михайловича, которые он излагал менторским тоном насмерть перепуганной Галине, не совсем соответствовали действительности, но ей-то откуда об этом знать было?)

      – Вас, Галина, – уверенно продолжал Шмелевский, – вместе с вашим любовником-подельником ждёт тюрьма, если вы не одумаетесь, как он, и не дадите мне правдивые показания. Вы обвинили невиновного человека в совершении тяжкого преступления, а это очень серьёзно… Ну вот, а теперь, пожалуй, я пойду…

      – Стойте, – слабо вскрикнула Галина. В её лице не было ни кровинки, словно его белилами намазали. – И что же мне теперь делать? Я в тюрьму не хочу, – она поёжилась так, будто ощутила уже затхлый запах тюремной камеры.

      – Понимаю и сочувствую, – Аркадий Михайлович, поднявшись было с кушетки, присел на прежнее место. – Всё, о чём я вам только что рассказал известно пока только мне, к следователю я ещё не ходил. Ну, с ним я сам всё улажу. А вы будете делать то, что я вам скажу. Для начала объясните дочке, что теперь ей нужно сказать следователю, что это ей всё только показалась от испуга. Представьте, девочка просыпается, а у кроватки её какие-то чужие дяди толпятся (это были милиционеры, вызванные Галиной на «место преступления») Ну а вы, поверив испуганной дочке, разозлились на мужа, но теперь, когда всё успокоилось, всё разъяснилось, восстанавливаете справедливость в отношении ни в чём не повинного Викентия Павловича.

      – А как же маечка… ну, со спермой…

      – Это я тоже улажу. И последнее. Через три дня, не позже, вы должны мне передать семьсот рублей как раз для улаживания дела, поняли?

      – Сколько? –