Катехон. Сухбат Афлатуни

какие-то книги; они падали на его кровать с пятнами кофе на страницах; обнаруживались в туалете; выглядывали из сумки. В период полового созревания он много читал. Теперь это были реликтовые излучения.

      Вот и сейчас он уверен, что в рюкзаке, рядом с черным зонтом, лежит какая-то книга. Откуда, зачем, для чего. И двадцать седьмая страница заложена какой-нибудь дрянью вроде упаковки снотворного. В детстве он закладывал книги обертками от конфет; в юности – проездными билетами, чинаровыми листьями и презервативами.

      Король жил в Фуле дальной.

      И кубок золотой

      Хранил он, дар прощальный

      Возлюбленной одной.

      Его возлюбленные золотых кубков ему не дарили. Одна чуть не одарила гонореей; спасибо, что предохранился, см. выше. Впрочем, и королем он не был. В Фульде дальней. Извините – в Фуле. Как там, кстати, в оригинале…

      Он прикрыл глаза.

      Резко открыл их и обернулся.

      Они сидели чуть позади.

      Двое совершенно голых, прикрывавшихся своими хэнди.

      Один из двоих был мохнат, показалось даже, что он в свитере. Второй был смоделирован по случайному блондину из Владивостока, встреченному в районе франкфуртского вокзала.

      Ну вот, отдохнул, называется.

      Ладно. Иду, мои дорогие. Он поднялся и подошел к ним.

      – Откуда?

      Он, в принципе, уже знал ответ.

      Поезд чуть качнуло, он сжал спинку кресла.

      – Из лимба, – ответил второй.

      Точно как тот из Владивостока, вравший, что студент по обмену.

      Первый хмуро хлопал ресницами. Турок, скорее всего.

      «Лимб» было кодовое название для одного из секторов подсознания.

      – Почему голые?

      Блондин открыл рот, чтобы соврать, но не успел.

      – Значит, так, внеплановые гомункулы… Кубок с вами?

      Блондин замялся, турок продолжал хлопать глазами. Вагон снова качнуло.

      – Он не понимает по-русски, – блондин поднял глаза с болотным оттенком.

      – Но ты-то понимаешь… как там тебя?

      – Если бы у меня было имя, я бы не сидел здесь голым…

      – Повторяю, – он старался говорить хрипло и строго, – где кубок?

      Блондин, продолжая прижимать хэнди, наклонился к сумке с надписью Puma. Прострекотала молния. Интересно, что они еще успели прихватить из лимба?

      Забрав кубок, завернутый в полиэтилен, наклонился к ним. Пакет был тяжелым.

      – Ты, – мотнул подбородком на блондина, – будешь «Славянин». А этот пусть «Турок». Паспортные имена придумаете сами. Одежда – в сумке. Абгемахт?[8]

      Двое быстро стали одеваться, переговариваясь на плохом немецком. Он вернулся к себе на сиденье, обдумывая, что бы сделать с кубком, не таскать же. Лучше всего незаметно бросить в реку. В Германии сложно что-то сделать незаметно. Ладно, что-то придумает… на месте…

      По вагону шел контролер. Остановившись перед Славянином и Турком, спросил билеты. Значит, они успели стать видимыми; на их хэнди пришло подтверждение. Что-то показывают. Билеты?

      В его подсознании

8

Решено? (нем.)