Студент. Александр Грибоедов

ли сестра пускает к себе в дом таких куриозов? Это чорт знает, что такое!

      Полюбин. Это тот жених, об котором, помнишь, Звёздов прожужжал Вариньке.

      Саблин. Казанский?

      Полюбин. Как видишь, налицо.

      Саблин. Чудо!

      Полюбин. Хочешь ли, я вас познакомлю. (Саблин делает знак согласия.) Евлампий Аристархович! позвольте представить вам моего друга, Евгения Ивановича Саблина. (Беневольский раскланивается.)

      Саблин (Беневольскому). Для первого знакомства, скажите-ко, батюшка, чем вы на белом свету промышляете?

      Беневольский. Как ваш вопрос? извините. (Тихо Полюбину.) Я не понимаю его.

      Полюбин (тихо Беневольскому). Человек военный, говорит просто; хотите ли, я за вас ему отвечу?

      Беневольский (Полюбину). Вы меня обяжете.

      Полюбин (Саблину). Господин Беневольский, честь и краса казанского Парнаса, доныне занимался только изящной словесностью, и с таким успехом, что стихи его печатались даже в «Сыне Отечества».

      Беневольский (Полюбину). Помилуйте, вы меня в краску вводите вашей похвалою.

      Полюбин. В ней нет ничего лишнего.

      Беневольский. Вы так думаете?

      Полюбин. Присягнуть готов. (Саблину.) И сверх того, в «Вестнике Европы».

      Беневольский. Пощадите скромность поэта.

      Полюбин. И где, бишь, еще?

      Беневольский. В «Музеуме». – Да перестаньте. Хоть это всё очень лестно, но может показаться, что я самолюбив; а я ничьих похвал не ищу.

      Саблин. И хорошо делаете. Кто вас так похвалит, как вы сами себя?

      Полюбин. Везде рассыпаны счастливые опыты Евлампия Аристарховича Беневольского: после этого подумай…

      Саблин. Я об этом никогда ничего не думаю и сочинителей терпеть не могу. (Беневольскому.) Это до вас не касается.

      Полюбин. Кроме, что сочинитель, господин Беневольский ужасный законник и метит вдаль. Я его уговаривал, а он почти согласен сделаться со временем государственным человеком.

      Саблин. Чем чорт не шутит! – Так вы метите в министры? а?

      Беневольский. Отчего ж не стремиться вслед за Сюллиями, за Кольбертами, за Питтами, за боярином Матвеевым?

      Саблин. Послушайте, подите-ка к нам, в полк, в юнкера. Смотри, пожалуй! он еще дуется!.. Ведь я не виноват, что вас иначе не примут; мне бы, напротив, во сто раз было веселее, кабы вы попали прямо в полковники: вы так сухощавы, по всему судить, проживете недолго, скорей бы вакансия очистилась.

      Беневольский (в сторону). Житель Виотии в Афинах! ни малейшего колорита воспитания!

      Саблин (Полюбину). Неужели ты полагаешь, что есть возможность этому шуту жениться на Вареньке?

      Полюбин. Э, братец! от твоего зятя всё возможно.

      Саблин. Я за это в состоянии сказать ему дурака в глаза, хоть он и думает, что вдвое меня умнее от того, что вдвое старее. Здесь неловко говорить: идем завтракать на бульвар.

      Полюбин. Пойдем.

      Саблин. А ужо как вернемся, настроим хорошенько сестру, чтоб она мужа на ум навела. Я, право, люблю тебя как душу, и Вариньку тоже,